Меня не в социальных сетях. Как живут люди, у которых нет аккаунтов в социальных сетях

Всего лишь пару лет назад считалось, что молодежь поступает неблагоразумно, регистрируясь в Facebook под своим настоящим именем. Сейчас же многие потенциальные работодатели, психологи и даже будущие возлюбленные сочтут вас подозрительным, если не смогут найти вашу страницу в распространенной социальной сети. Стоит ли волноваться, если вы там не зарегистрированы?

Кто сказал, что вы должны быть в социальной сети? Все, начиная с менеджеров по персоналу, заканчивая специалистами по психическому здоровью. Один психолог заявил немецкому журналу Der Taggspiegel, что учетная запись в Facebook под своим законным именем - это признак того, что у вас есть здоровые связи с друзьями, коллегами и родственниками. С другой стороны, как сообщает британская газета Daily Mail, пребывание в Facebook по нынешним временам настолько бесспорно нормально, что отсутствие личной страницы рассматривается как патология.

Отсутствие в Facebook может быть первым признаком того, что вы серийный убийца. Во всяком случае, ни Джеймс Холмс, обвиняемый в убийстве 12 человек в кинотеатре в городе Аврора, ни норвежский террорист Андерс Беринг Брейвик не были зарегистрированы в Facebook. Предположение о том, что те, кого нет в Facebook, опасные социопаты, очень и очень спорно, пишет Forbes, но отсутствие профиля в социальной сети все чаще рассматривается как сигнал опасности.

Все больше менеджеров по персоналу начинают задаваться вопросом, не скрывают ли что-то соискатели, которых они не могут найти в Facebook. Может, у них слишком много фотографий пьяных кутежей и других порочащих фактов, чтобы публиковать их под настоящим именем? А ваш потенциальный возлюбленный отсутствует в сети, потому что женат или выдает себя за кого-то другого? «Если вы с кем-то встречаетесь, а этот человек не зарегистрирован в социальной сети, вам стоит насторожиться», - говорится в журнале Slate.

Насколько это справедливо? «Лично у меня вызывают подозрение новые знакомые, которых нет в Facebook, - пишут на женском сайте Jezebel. - Это не значит, что они плохие, просто они будут докучать мне пафосными тирадами о том, что у них даже нет смартфона». Справедливо это или нет, но реальность такова: 90% специалистов по подбору персонала просматривают страницы соискателей в социальной сети, сообщает сайт Mashable, и некоторые их них предположат, что люди, которых они не смогли там найти, прячут что-то предосудительное. Суть такова: в Facebook больше 955 миллионов пользователей, и если вы не один из них - тем может быть хуже для вас.

Перевод Елены Гончаровой

Современные медиа делают нашу жизнь виртуальной. Можно по-разному к этому относиться, принимать или нет, но факт есть факт: если твоего аккаунта нет в социальной сети — значит, тебя вообще не существует.

Почти у всех есть электронная почта для работы и интересных подписок; уже не найти того человека, который не пользуется Skype; в профессиональной сфере мы представляем себя через аккаунты в LinkedIn и Facebook, для развлечения используем «ВКонтакте». Сотни подписок, сервисов и приложений не только делают нашу жизнь проще, но и некоторым образом её меняют.

В отличие от реальной жизни, социальная сеть обычно предоставляет возможности некоторой анонимности и избирательности: мы публикуем только самые красивые снимки, пытаемся представить себя с самого лучшего ракурса. Никто не станет рассказывать в Twitter о своём провале на работе или публиковать в Facebook не лучшие фотографии с пятничной вечеринки. Молодая мама загружает в Instagram самые милые, эталонные снимки своего малыша; не найдётся той, которая будет публиковать снимок грязного памперса или собственное лицо с синяками под глазами после бессонной ночи.

Происходит подмена реальной жизни на ту, которую мы сами избирательно моделируем, пытаясь таким образом создать собственный «дивный новый мир». Причём происходит примерно то же самое, что и в романе Оруэла: все знают, что на самом деле стоит за красивыми фотокарточками, но всё равно приходит зависть, что у кого-то на снимке «трава зеленее», тело стройнее или машина дороже. Мы подменяем действительность иллюзией, сами таким образом создавая стандарты для своей и чужой жизни. Проснуться от подобного «тяжёлого сна» и взглянуть на собственное отношение к жизни в социальных сетях порой бывает подобно откровению.

Примерно это случилось со мной полгода назад. С оглядкой назад могу сказать, что этот эксперимент заставил меня по-новому взглянуть на selfie как инструмент самовыражения; и оценить представление себя в социальной сети. В рамках проекта галереи «Ў» один из проектов назывался «Быть как „Я“. Автопортрет как способ самоидентификации. Категория Силы — идентификатор в определении границ личной идентичности». Думаю, то, что происходило на курсе, можно отнести отчасти к социальному эксперименту. Помимо лекционной части, нас ждала практическая часть, где мы фотографировали себя, выполняя различные задания, делали эксперименты над собой, а также над профилем в собственной социальной сети. Нас было 12 человек, многие из заданий были настоящим откровением и вызовом самому себе.

Среди заданий были следующие: сделать автопортрет как портрет (фотографию-самопрезентацию); автопортрет-жест (запечатлеть собственный характерный жест: жест который отражает внешне проявленную личность, а также жест, который характерен при выражении себя физически); психологический жест (запечатлеть собственное состояние, настроение или эмоцию, характерную в целом или на момент создания снимка). Это задание было довольно простым, в отличие от последующих, но даже здесь можно было увидеть разительное отличие обычного selfie от портрета физического или психологического жеста — полученные фото были намного «честнее», тех, что обычно публикуются в профилях. Они были разнообразнее по передаче гаммы эмоций и более соотносились с жизнью. Я решила снять автопортрет, созданный из фрагментов моего тела, ведь моё тело есть я, оно — способ и символ выражения меня, я — это не только красивое лицо, но и нахмуренный лоб, и складки на руке, и пальцы на ногах.

Автопортрет

Следующие задания были сложнее. Среди них было одно, когда следовало зафиксировать жест, характерный для другого человека, а также войти в его состояние, примерить его идентичность на себя. Я «примерила» на себя личность своего друга. Чисто физические и гендерные различия (мой друг — прекрасный бородатый мужчина) ограничивали мою возможность полного копирования характерного для него жеста (он любит запускать руку в бороду), однако на некоторых снимках внешние атрибуты одежды смогли полностью скрыть наши различия, и даже для меня было сложно отличить наши фотографии в процессе подготовки к выставке.

Борода

Еще мы сделали эксперимент с переодеванием. Задача была такая: полностью переодеться в одежду другого человека и повторить отрезок его жизни на пути с работы к дому. Это были совершенно удивительные чувства частичного отказа от себя ради эксперимента. Позже, когда мы рассматривали полученные снимки, то пришли к выводу, что с определённых ракурсов в вечернее время даже наши знакомые не отличили бы нас друг от друга.

Чужая идентичность
Рыцари

Следующее задание касалось социального эксперимента с соцсетями. Нужно было сделать автопортрет, который бы сменил актуальное фото в профиле. Эта фотография должна была быть осознанной спустя все эксперименты, той, которую можно показать аудитории, которую мы называем «друзья». Можно было сделать автопортрет «социальную маску», но возможно было пойти ещё дальше. Я осознанно пошла дальше, выбрав фотографию — антиэстетику, в которой я гиперболизировала макияж на своём лице. Это была определённая ирония над собой, собственному отношению к косметике и своей естественной красоте.

Красота

Дальше — всё более интимно и вызывающе: мы испытывали те границы, за которые способны зайти. Например, личностный, «интимный» портрет — тот, который можно было бы условно отправить в письме близкому человеку, и он рассказал бы только то, что знают о тебе лишь дорогие люди; тот портрет, когда каждый «наедине с собой» — такой, какой есть. Было определённым вызовом показывать такой портрет даже на небольшую аудиторию среди 12 человек, однако в процессе этого я узнала о себе нечто новое, расширив собственные психологические и личностные границы.

Интимный портрет

Наверное, самыми сложными были последние эксперименты: портрет-антиэстетика и портрет-манифест. И они же были наиболее честными, откровенными, приближенными к искусству и наиболее отдалёнными от идеи самопрезентации в социальной сети. Искусство не боится быть некрасивым или провокационным во имя правды и идеи, эксперимента, оно наиболее приближено к жизни и использует самые провокационные символы. Для портрета-антиэстетики я выбрала несколько сюжетов: первый сюжет знаком каждой женщине, когда она остаётся наедине с собой и в попытках быть красивее надевает колготки. Этот процесс довольно неловкий и антиэстетичный и выступает парадоксом к тому, что в итоге мы хотим быть привлекательными.

Второй сюжет связан с игрой тени на лице. Мы всегда пытаемся сфотографировать себя в наиболее выгодном ракурсе и свете, заведомо обманываясь. Я попыталась без страха взглянуть на собственные несовершенства, подсветив себя с неудачных ракурсов, а также предоставить тени надеть на меня её «маску».

Когда мы перестанем играть роли успеха, навязанные массовой культурой? Где будет проходить граница собственного «я» и того образа-маски, который мы предлагаем другим в своих профилях? Когда мы начнём говорить и декларировать действительно важные темы? Думаю, на эти сложные вопросы каждый ответит для себя сам. Я для себя уже нашла ответы.

Услышав эти стихи Сергея Жадана во время его недавнего приезда в Америку, я поняла, что очень хочу, чтобы они приобрели сейчас новое существование: по-русски. Хотя бы потому, что я не знаю таких стихов о войне - таких простых, таких бедных, таких страшных, таких несентиментальных, обращенных к отдельным людям - в ситуации войны.

Вот как прокомментировал этот цикл «Почему меня нет в социальных сетях» сам Жадан: «Цикл писался в прошлом году. Большинство персонажей реальны: или мои знакомые, или знакомые моих знакомых. За всеми историями - конкретные информационные поводы. Просто в прессе акцент был не на людях, а на политике-идеологии-пропаганде. Мне важно было вычленить из всего этого конкретные имена. Во многом отталкивался от цикла Милоша “Голоса бедных людей”».

(Из книги: Жизнь Марии - Життя Марії. Книга віршів і перекладів. - Чернівці: Meridian Czernowitz ; Книги - ХХІ, 2015. - 216 с.)

Иголка

Антон, тридцать два года,
в статусе было сказано, что живет с родителями.
Православный, хотя в церковь не ходит,
закончил университет, иностранный - английский.
Работал татуировщиком, имел свой почерк,
если можно так выразиться.
Через его искусные руки и острую иголку
прошла целая толпа местных.

Когда все это началось, много говорил про
политику и историю, стал ходить на митинги,
перессорился с друзьями.
Друзья обижались, клиенты исчезали.
Боялись, не понимали, уезжали из города.

Лучше всего узнаешь человека, дотрагиваясь до него иглой.
Иголка жалит, иголка сшивает. Под теплым
металлом такое податливое полотно женской
кожи и такой крепкий светлый брезент
кожи мужской. Протыкаешь чью-то
оболочку, выпускаешь из тела рубиновые
капли крови, бьешь, бьешь, выбиваешь
ангельские крыла на покорной поверхности мира.
Бей, бей, татуировщик, поскольку мы призваны
наполнять этот мир смыслом, наполнять его
цветами, бей, татуировщик, эту
обшивку, под которой души и болезни, -
то, чем живем, ради чего умираем.

Кто-то рассказал, что его подстрелили на блокпосту.
Рано утром с оружием в руках,
как-то неожиданно -
никто ничего не успел понять.
Похоронили в общей могиле - их там всех так хоронили.
Личные вещи передали родителям.
Статус так никто и не исправил.

Пройдет время, и какая-нибудь сволочь
Обязательно будет писать про это героические стихи.
Придет время, и какая-нибудь сволочь
скажет, что про это вообще нельзя писать.

Поисковик

Долго ее разыскивал. Номер она изменила,
из города уехала. Социальными сетями
не пользовалась. Через знакомых найти
не удавалось, через церковь тоже.
А потом сама написала: про дела,
про переезд, про новые обстоятельства, про привыкание.

Рассказала про брата, думаю, ради этого и писала -
чтобы рассказать про брата, про его смерть.
Наверное, обращалась с этим не только ко мне, по крайней мере -
не ко мне первому. Слишком уж спокойно
писала. Их накрыли, писала она, всех вместе, одним
залпом. Потом наши вернулись, хотели
забрать погибших. Вернее, то, что от них
осталось. Самое трудное было с ногами. У каждого
должно быть две ноги. Они их так и складывали -
чтобы у каждого было две ноги, желательно -
одного размера.

Брат занимался музыкой. У него была хорошая гитара.
У него ее все время одалживали.
Вот что с ней теперь делать? - спрашивала она. -
Я брала, пробовала играть, порезала палец с непривычки.
Было очень больно. До сих пор не зажило.

Секта

Андрей и Павел, адвентисты, студенты.
Отец-предприниматель, поддерживал общину,
они привыкли относиться к церкви
как к части своей жизни:
бывали там каждый день, помогали
делать ремонт, выкладывали фото в сетях,
благодарили за поддержку.

Их и в мирное время считали сектантами,
а уж когда все началось - просто устроили
на них охоту. Кто-то уехал, кто-то спрятался.
А их обоих поймали. Держали в подвале,
заставляли хоронить погибших, копать могилы.
Они хотели откупиться, боялись, плакали.
Их перевели в другую яму. Потом про них просто
забыли, будто их и не существовало.
Сидели в черном подвале, слушали тьму,
сначала молились, потом бросили.
Стыдились друг друга.

Веру как раз тогда и теряешь, когда появляется возможность
за нее умереть, а ты этой возможностью
не успеваешь воспользоваться.
Зачем вера тому, кто видел, как все выглядит на самом деле?
Зачем верить в то, что не имеет для тебя
никакого значения?
Никто не говорит, что было со святыми, у которых
на теле открывались стигматы. Что было с этими
стигматами? Они сами собой закрывались,
как розы под вечер? Долго ли кровоточили,
гноились, болели под бинтами?
Люди с глазами, ослепшими от темноты,
приходили в госпиталь на перевязку,
стискивали зубы, когда сестра отрывала им
от раны засохшие бинты и свежая кровь
выступала на темной коже. Просили
болеутоляющего, хоть какого-нибудь.
Но не существует никакого болеутоляющего
от того, что у них болит, не существует.

Чеченка

Юра,
уже за сорок,
историк по образованию.
Сидит в сети,
отслеживает рваные шаги истории.
Пишет блог от имени чеченки,
придумав себе такую снайперку,
живет теперь ее жизнью.

Пишет про ее веру,
пишет про ее сомнение,
пишет про ее чувствительность,
делает зарубки на ее прикладе:

вот это враг-отец,
вот это враг-сын,
вот это - дух святой, тоже враг,
тоже заслуживающий того, чтобы про него
вспомнили в общем расстрельном списке,
за который заказывает молитвы
невидимая снайперка.

Мир - почтовый мешок,
зашитый колючей проволокой.
Порвешь, полезут из
детских сорочек и рушников
черные жабы и ужи.

Нам никогда не узнать,
кто там стоял в распаленной толпе,
готовой рвать нежную ткань чужого тела.
Нам никогда не узнать,
кого в этой толпе не было.

Вести тебя
ночными дорогами
между травами и углем,
делать неслышными
твои шаги в легких
профессиональных кроссовках,
выводить к источникам
в обход протоптанных
коровьих тропинок,
оставлять для тебя на утро хлеб,
завернутый во вражеский
флаг.

Рано утром он
перечитывает написанное.
Что-то добавляет.
Что-то правит.
Бреется, режет кожу
старым станком.

Но крови нет.
Совсем нет.
И смерти тоже нет.

Псих

Города жалко, - говорит он. - Разрушат его.
Как Содом и Гоморру, - добавляет.

Его брат находится в интернате для психических больных.
Несколько дней тому назад интернат захватили.
Во дворе поставили миномет.

Он навещает брата. Сидят на лавочке под яблоневыми
ветвями. Похожи внешне - оба в спортивных костюмах,
оба коротко стрижены. Только у одного в руках
мобильный телефон. Хотя связи в городе все равно нет.

Автоматчики не обращают на них внимания.
Они тоже не смотрят на них.

В детстве он стыдился брата, никогда не говорил
про него, никогда не брал с собою. Знаешь,
каково это - когда в твоей семье псих? Папа нормальный,
мама нормальная, ты тоже нормальный, но есть
один псих. Настоящий псих. В твоей семье.
А значит, и на тебя тоже падает тень подозрения.

Когда подрос, просто перестал обращать на брата внимание.
Как будто его и нет. Так бывает, когда идешь по улице
и замечаешь боковым зрением нечто неприятное,
что-то такое, что вызывает ужас и отвращение: например,
разорванный труп животного, но знаешь -
если туда не смотреть, то как будто и нет ничего,
как будто все в порядке.

Вот так и теперь: сидят вместе, молчат,
никто на них не обращает внимания, как будто их
и нет. Да разве мало их тут осталось -
тех, кто не выбрался,
тех, кто лежит на обочине,
как мертвое разорванное зверье.

Руководство интерната давно разбежалось.
За больными присматривают несколько уборщиц,
Старые женщины, которые проработали
здесь всю свою жизнь. Шесть или семь.
Не так уж мало для города-миллионника.

Мародер

Плохая биография,
из таких биографий делаются утренние новости.
Его старик замерз в декабре в пустом трамвае.
У мамы проблемы с сахаром.
Незаконченное техническое, два года на учете.
Спаленное йодом горло,
разорванное арматурой ухо.

О чем ты мечтал все эти годы?
Чего хотел?

Все, чего он хотел, лежало
в ближайшем торговом центре.
Взломать его было все равно, что взломать
печати на папских грамотах.

«Я никогда, - писал он, - не имел
столько денег, чтобы купить
все, что мне хочется. Всегда что-то
откладывал на лучшие времена.
Лишь теперь понял, что лучших
времен не будет.

Ты тоже родился здесь.
Ты знаешь, как оно все.
Повторяй за мной:
жизнь - жестокая и несправедливая,
жизнь - безнадежная и короткая,
жизнь - безрадостная и подлая.
Тот, кто ничего не имеет,
ничего и не будет иметь.
Тот, кому нечего терять,
ничего и не потеряет».

Тут давно никто не ожидает лучших времен.
Тихую, молчаливую смерть тут никто не отличает
от остальных женщин.
Доброе сердце, больные легкие:
живешь с ней, потому что любишь,
помираешь потому, что живешь с нею.

«Спасибо, что пишешь, - благодарит он, -
спасибо, что пишешь».
«Не за что», - отвечаю я.
И в самом деле - не за что.

Плейер

Саша, тихий пьяница, эзотерик, поэт.
Целое лето просидел в городе.
Когда начались обстрелы - удивился,
стал смотреть новости, потом бросил.
Ходит по городу, не выключая плейера,
слушает разных динозавров,
натыкается на сожженные машины,
на разорванные тела.

Нам останется вид от всей истории,
вид от мира, в котором мы жили,
слова и музыка нескольких гениальных
мужчин,
что тщетно пытались нас
всех предостеречь, пытались что-то объяснить,
но ничего не объяснили, никого не спасли,
лежат на кладбищах.
И из их гениальных грудных клеток
растут теперь цветы и трава.
Больше не останется ничего -
лишь музыка, лишь пение, лишь голос,
Что заставляет любить.

Можно никогда не обрывать эту музыку,
Слушать космос, закрыв глаза.
Думать про китов в ночном океане.
Больше ничего не слышать.
Больше ничего не видеть.
Больше ничего не чувствовать.
Кроме запаха, конечно.
Кроме трупного запаха.

Капеллан

Игорь, капеллан, тридцать лет,
но не бреется, чтобы выглядеть взрослее.
Все хотят выглядеть взрослыми, серьезными.
Тем более в тридцать.
Возраст, в котором можно потеряться.
Опасный возраст. Даже для капеллана.

Странно исповедовать людей,
которые так упрямо и последовательно нарушают все
господни предписания. Обжигают кожу о расплавленный
металл, обжигают губы табаком, курят
на ветру, оглушенные, разгневанные.
Окурки летят в мокрую траву.
Недопалки летять у мокру траву -
крестики, иконки, машинное масло под ногтями,
отключают телефоны,
идут на исповедь.

Рассказывают ему свои секреты, делятся бедами.
Он бы уже и не слушал этого всего, но что он должен делать.
Каждый грех - будто камень с морского побережья.
Разгневанные мужчины кладут ему эти камни в ладонь -
каждый - свой теплый камень, подолгу ношенный в кармане.
У него уже полные торбы этих камней,
он уже с трудом волочит их за собою.
А они все приходят и приходят,
приносят свои камни,
передают ему,
будто что-то самое важное.

Постоянно, уже столько дней.
Докуривают, шутят, встают в очередь,
боятся не успеть.

Все успеют.
Никто не опоздает.

Шпион

Володя, 25 лет,
Врач, психолог,
Ведет видеоблог, учит правильно
относиться к жизни,
Получать радость от ежедневных вещей,
Объясняет простые слова,
Отсеивает негативную энергию,
Будто тяжелый речной песок.

Два месяца назад попал в плен,
Нашли видеокамеру, обвинили в шпионаже.
Никаких шансов выйти, будет сидеть
до Страшного Суда.

Лежит в бетонном мешке, на матрасе,
накрытый одеялом, одетый в чужой свитер
с остатками крови, рядом с кем-то темным-темным.
Боится смотреть в его сторону, лежит, а темный его доканывает:

Ежедневные вещи, - шпион, - нательное белье, вчерашний
хлеб,
Замысел Господен, шпион, - колючее одеяло, пропахшее дождями.
Прячься под него, шпионствуй,
Вынюхивай, высматривай, подглядывай за отчизной,
пытайся разглядеть,
Что это она от тебя так упорно прячет,
Чем никогда не делится, подглядывай в щелку света,
За которой вершится правосудие.

Святое семейство прячется за дверьми остывшего
жилья.
Проем разбитых дверей задернут колючим одеялом.
Насколько хватит теперь нашего умения
Понимать простые слова, не упрекать никого за отсутствие
Тепла, за растревоженный свет?

Настанет час, сами позовут - и тебя, шпион,
И всех нас позовут, с вещами, с одеялом, с остатками боли.

Пойдем в синие снега,
Пойдем в красную ночь,
Будем идти на свет небесной щелки,
Будем спешить на Страшный Суд,
Судите нас, судите, судьи, лишайте надежды,
Посылайте на исправительные работы -
Исправленные, напуганные, мы говорим простые слова,
Хватаем сухими губами горячий снег,
Последний снег, золотой.

Носорог

Полгода она держится.
Полгода разглядывает смерть,
как носорога в зоопарке:
темные складки,
тяжелое дыхание.
Боится, но не отводит взгляда,
не закрывает глаз.

Страшно, очень страшно.
Так и должно быть.
Смерть страшна, она пугает.
Страшно чувствовать смрад красного месяца,
Страшно смотреть, как делается история.

Полгода тому назад все было совершенно иначе.
Полгода тому назад все были другими.
Никого не пугали звезды,
что падали в водохранилища.
Никого не настораживал дым,
что поднимался из разломов черного грунта.

Среди ночной улицы,
среди шума и огней,
среди смерти и любви
она упирается лицом ему в плечо,
она бьет его отчаянно кулаками,
плачет, вскрикивает в темноте.
Я не хочу, говорит, всего этого видеть,
я не могу все это в себе носить.
Зачем мне столько смерти?
Куда мне ее девать?

А куда девать смерть?
Носить ее за спиною,
будто цыганское дитя:
никто его не любит
и оно никого не любит.
Любви так мало,
любовь так беззащитна.

Плачь и разбивай темноту своими теплыми руками.
Плачь и не отходи от него ни на шаг.
Мир никогда не будет таким, как раньше.
Мы ни за что не позволим ему
быть таким, как раньше.

Все меньше горящих окон на холодной улице,
Все меньше беспечных прохожих
возле витрин магазинов.
В адской осенней тьме остывают поля и реки.
Гаснут под дождем костры.
Замерзают среди ночи города.

Перевод с украинского Полины Барсковой при участии Остапа Киня

- Андрей, скорее всего, её уже нет в живых! - авторитетно заявляет мне один из моих помощников, после того, как не обнаружил девушку ни в одной базе резюме, ни в телефонном справочнике и, что главное, ни в в социальных сетях. Мы ищем давнюю знакомую, с которой я пересекался несколько лет назад в рамках крупной рекламной кампании, а сейчас вспомнил и решил возобновить контакт.

Первым делом, естественно, набрал по номеру мобильного - номер отключен. В принципе, это меня ровно никак не удивило: мало ли, по какой причине может быть отключен номер. В ход решили пустить бронебойные снаряды - поиск в социальных сетях и по базам резюме. Параллельно я пошел посмотреть хистори на фрилансер.ру.

Запомнилась она чувством юмора и обворожительной улыбкой, а еще прямотой. Прямо на обсуждении какого-то этапа рекламной кампании выдала такую критику, что даже бывалые пиарщики замолчали. Рубила в капусту дизайнеров, корректировала копирайтеров, разносила в пух и прах медиаплан. С улыбкой так, по-женски, что никто даже и не думал кипятиться. Полдня тогда спорили, обсуждали, но к единому мнению все-таки пришли. Проект сдан, а девушка в памяти осталась. А сейчас, как раз на пороге крупного проекта, в команду бы не помешала!

Самое интересное, что она - наемник, не штатный специалист какого-то агентства, а обычная такая фриланс-леди, участвовавшая за довольно скромные гонорары в мозговых штурмах рабочих групп и далее по этапам. Поэтому из реального, что удалось найти - это ФИО, адрес в Москве и номер мобильного. Я думал, по этим данным найду девушку за считанные минуты. Оказалось, не все так просто.

Когда мы не нашли ее в базе резюме, начались первые подозрения. Ведь каждый человек в возрасте 25 лет хотя бы раз хоть куда-то отправлял свое резюме?! Это же не 90-ые, когда люди не знали, что это такое или отправляли резюме в конвертах на листочках с надписью «Анкета»)). Все-таки, живем в эпоху интернета! Но поиск действительно результатов не дал.

Поиск по социальным сетям. Сила и мощь современного поискового дела! Профиль в ВК нашелся первым, но в нем не было обозначена последняя дата входа на сайт. Что это значит? Что человек не входит в сеть, как минимум, год. По меркам сегодняшней жизни, год не входить в акк ВК, при этом не удаляя этот акк, - это действительно или подвиг, или драма.
Нашли аккаунт в Фейсбуке. Стена, естественно, напичкана всяким мусором от френдов. Последние записи и отметки датируются еще 2013 годом (а наша последняя встреча в марте 2012). Получается, что и Фейсбук ответа не дал. Еще и френды закрыты.

Решили пройтись по друзьям Вконтакте. Первым делом отфильтровали людей из города. Таких оказалось человек 80. В большинстве своем - заказчики услуг, которые ничего нового не сообщили. Да, мол, общались, наверное, раз во френдах (некоторые спросили «А кто это?!»), но инфой о текущем местоположении не владеем.

Ничего не оставалось, как послать гонца в квартиру. Вооружили гонца легендой о троюродной сестре и потерянной связи, выдали установку - без результата не возвращаться. Меня реально посещали самые смутные мысли. Ладно уже с заказом, где человек делся? Москва, двадцать первый век на дворе. Честно говоря, стало даже досадно, если она действительно умерла, но такие мысли я отгонял, как мог. Как может вообще умереть девушка в 25 лет?! Бред же. Да еще симпатичная, умная и с нормальным человеческим подходом к бизнес-процессам. Хотя это же Москва, постоянно кто-то рождается-умирает… Философское настроение прервал телефонный звонок гонца.

Все нормально! Дали номер владельца хаты, связался. Говорит, замуж вышла за какого-то англичанина или шотландца и свинтила за границу год назад. Больше ничего.

А есть ли у вас знакомые, которых вообще нет в социальных сетях? Что заставляет человека полностью уйти из инета в оффлайн?