Страны мира образуют постиндустриальное информационное общество главными. Концепции постиндустриального (информационного) общества

Постиндустриальное общество именуют иногда информационным. «Информационное общество» более узкое понятие чем «постиндустриальное общество».

Термин «информационное общество» возник во второй половине 60-х годов одновременно в США и в Японии Ф. Махлупом и Т. Умесао. Оно тесно связано с развитием информатики, кибернетики.

Информационное общество - это общество, в котором большинство работающего населения занято производством, хранением, переработкой и реализацией информации. В информационном обществе производят и потребляют интеллект, знания, что приводит к увеличению доли умственного труда.

Отличительными чертами информационного общества являются:

  • 1. увеличение роли информации и знаний в жизни общества;
  • 2. возрастание доли информационных коммуникаций, продуктов и услуг в валовом внутреннем продукте;
  • 3. создание глобального информационного пространства, обеспечивающего эффективное информационное взаимодействие людей, их доступ к мировым информационным ресурсам, удовлетворение их потребностей в информационных продуктах и услугах.

Техническим базисом информационного общества выступает развитие компьютерных технологий и средств коммуникации. Современные средства хранения, переработки и передачи информации позволяют человеку практически мгновенно получать требуемую информацию в любой момент из любой точки земного шара.

Огромный по масштабам объем информации, накопленный человечеством и продолжающий нарастать постоянно, циркулирует в современном обществе и выступает не просто в качестве социальной памяти (например, в книгах), а уже как средство принятия решений и все более часто - без непосредственного участия человека.

Информационная революция в современных обществах вызывает определенные социальные изменения.

Во многих обществах все явственнее обнаруживается явление, которое можно назвать усилением «прозрачности национальных границ». А.И. Кравченко, В.Ф. Анурин Социология, ООО «Лидер», 2010, С. 408. Так гражданин любого из государств, подписавших Шенгенское соглашение, может беспрепятственно перемещаться в любую другую страну европейского сообщества, не оформляя визы либо другого разрешения. Можно утром выехать из Польши и проехав за день Бельгию, Германию, и Францию, оказаться вечером в Испании, ни у кого не запрашивая разрешения, ни проходя таможенный досмотр и никого заранее не уведомляя о своих намерениях. Территориальные границы между государствами существуют, но они становятся во все возрастающей степени формальными и реально существующими только на географических картах.

Информация о деятельности своего и других государств, доступная гражданам, сегодня более полна, открыта и доступна, чем когда- либо в истории. Формируется информационное общество и этот процесс уже едва ли можно остановить.

В постиндустриальном обществе господствующую роль играет уже не столько частная, сколько корпоративная и институциональная собственность на средства производства. А.И. Кравченко, В.Ф. Анурин Социология, ООО «Лидер», 2010, С. 411. Основой становится использование интеллектуальных способностей человека, а не его физической силы. В такой экономической системе способ производства должен быть основан на знаниях.

По мере развития сервисного и информационного секторов экономики богатство утрачивает то материальное воплощение, которое в аграрном обществе ему придавала земля, а в индустриальном - капитал. Основной единицей обмена становятся не только и несколько деньги - металлические или бумажные, наличные или безналичные - сколько информация. Электронные деньги или кредитная карточка это и есть информация о степени платежеспособности владельца этой карточки.

В постиндустриальном обществе наблюдается возрастание количества и разнообразия организационных форм производственного управления. Надомная работа с использованием компьютерной техники, мультимедиа и телекоммуникационных систем будет играть в трудовом процессе ведущую роль.

Компьютеризация и развитие телекоммуникаций, а также широкое внедрение компьютерных сетей дают возможность все большему числу людей, занятых в отраслях, связанных с производством и обработкой информации, ходить на работу, не выходя из дома. Они могут общаться со своими работодателями и клиентами: получать задания, отчитываться за их выполнение и получать расчет за выполненную работу по компьютерным сетям. Такой образ жизни доступен лишь тем членам общества, чья профессиональная деятельность носит интеллектуальный характер. Но удельный вес этой категории населения в постиндустриальном обществе постоянно возрастает.

В постиндустриальном обществе цениться получение достаточно высокого образования.

Все большее число людей использует возможности дистанционного обучения, повышают свою квалификацию. Достоинства дистанционного обучения - это расширение возможностей и сервиса предоставляемых образовательных услуг обучающимся, использование системы непрерывного обучения.

Современные информационные технологии дают возможность совершать покупки не выходя из дома. Потенциальный покупатель, имеющий дома персональный компьютер, может подробно ознакомиться с ассортиментом продукции магазинов расположенных не только в своем городе, стране, но и в других странах мира. Также можно оплатить покупку по Интернету с доставкой продукции на дом. Этим же способом можно совершать различные операции с недвижимостью - покупка, продажа, обмен, сдача в наем.

Важнейшей движущей силой изменения в постиндустриальном обществе выступают автоматизация и компьютеризация производственных процессов и так называемые «высокие технологии».

Значительно сократился временной промежуток между тремя циклами технологического обновления:

  • 1) возникновение творческой идеи
  • 2) ее практическое воплощение
  • 3) внедрение в общественное производство.

Новые изобретенные машины и техника становятся не только продукцией, но и источником свежих идей.

Информатизация изменила характер труда в отраслях промышленности. Причиной этого является появление робототехнических систем, повсеместное внедрение элементов микропроцессорной техники.

Приведу пример. На территории Республики Коми, где я проживаю, находится ОАО «Монди Сыктывкарский лесопромышленный комплекс». Это предприятие -- один из лидеров целлюлозно-бумажной промышленности и крупнейший производитель бумажной продукции в России. В 70-80 - х годах на комбинате трудилось около 12 тысяч человек. В настоящее время на Монди СЛПК и в его дочерних компаниях трудятся 6500 человек.

Современная информационная революция связана с изобретением интеллектуальных технологий, основанных на гигантских скоростях обработки информации. Она дает колоссальное (в миллионы, миллиарды раз) увеличение циркулирующей в обществе информации, что позволяет эффективно решать экономические, социальные, культурные, политические и другие проблемы.

США и Япония вполне соответствуют критериям информационного общества. Так, в США около 80 процентов трудящихся заняты в сфере услуг и производства информации, 17 процентов - в сфере промышленного производства и около трех процентов - в сельском хозяйстве.

Развитие информационно - коммуникационных технологий приводит к переменам в политической жизни общества. Все большее число людей получает оперативный доступ к текстам законопроектов еще на стадии их предварительной разработки. Каждый человек получает возможность обратиться к неограниченному составу аудитории и высказать свое мнение по тому или иному вопросу.

Таким образом, в постиндустриальном обществе основную роль играют не промышленность и производство, а наука и технология. Постиндустриальное общество можно определить умением вырабатывать и передавать информацию.

Постиндустриальное общество - это информационное общество, так как постиндустриальное общество в своей деятельности не обходится без информационных технологий.

Информационные технологии помогают нам в жизни. Это облик современного общества. Нас окружают сотовые телефоны, компьютеры, интернет, телевидение - все это неотъемлемая часть современного человека.

Использование компьютеров во всех сферах деятельности человека обеспечит доступ к надежным источникам информации, автоматизирует обработку информации в производственной и социальной сферах, ускорит принятие оптимальных решений.

Таким образом, основными признаками информационного общества являются:

  • - информация становится главным приоритетом перед другими продуктами деятельности человека;
  • - первоосновой всех направлений деятельности человека становится информация;
  • - информация является предметом купли - продажи;
  • - информация - продукт деятельности человека;
  • -равные возможности у всего населения в доступе к информации;
  • - безопасность информации, информационного общества;
  • - защита интеллектуальной собственности;
  • - управление информационным обществом со стороны государства и общественными организациями.

Информационное общество - это изменение не только в производстве, но и в мировоззрении людей. Роль умственного труда увеличивается. Люди начинают потреблять все больше информации, чем материальных ресурсов. Важным свойством человека становится способность к творчеству.

Концепция постиндустриального общества была выдвинута американским социологом и политологом Даниелом Беллом (р. 1919), профессором Гарвардского и Колумбийского университетов. В его книге «Грядущее постиндустриальное общество» в качестве критерия отнесения государства к такого рода обществу был положен размер внутреннего валового продукта (ВВП) на душу населения. На основе этого критерия была предложена и историческая периодизация обществ: доиндустриальное, индустриальное и постиндустриальное. Идеологической основой такой классификации Белл считает «аксиологический детерминизм» (теорию о природе ценностей). Для доиндустриального общества характерны низкий уровень развития производства и малый объем ВВП. К этому разряду относятся большинство государств Азии, Африки и Латинской Америки. Страны Европы, США, Япония, Канада и некоторые другие находятся на этапе индустриального развития. Постиндустриальный этап начинается в ХХI веке.

По мнению Белла, этот этап связан главным образом с компьютерными технологиями, телекоммуникацией. В его основе лежат четыре инновационных технологических процесса. Во-первых, переход от механических, электрических, электромеханических систем к электронным привел к невероятному росту скорости передачи информации . Например, оперативная скорость современного компьютера измеряется наносекундами и даже пикосекундами. Во-вторых, этот этап связан с миниатюризацией , то есть значительным изменением величины, «сжатием» конструктивных элементов, проводящих электрические импульсы. В-третьих, для него характерна дигитализация , то есть дискретная передача информации посредством цифровых кодов.

Наконец, современное программное обеспечение позволяет быстро и одновременно решать различные задачи без знания какого-либо специального языка. Таким образом, постиндустриальное общество представляет собой новый принцип социально-технической организации жизни. Белл выделяет главные преобразования, которые были осуществлены в американском обществе, вступившем в пору постиндустриального развития:



· в сферу услуг включились новые отрасли и специальности (анализ, планирование, программирование и другие);

· коренным образом изменилась роль женщины в обществе - благодаря развитию сферы услуг произошла институционализация равноправия женщин;

· совершился поворот в сфере познания - целью знания стало приобретение новых знаний,знаний второго типа ;

· компьютеризация расширила понятие «рабочее место».

Основным вопросом перехода к постиндустриальному обществу Белл считает успешную реализацию следующих четырех равновеликих факторов:

1. Экономическая активность.

2. Равенство социального и гражданского общества.

3. Обеспечение надежного политического контроля.

4. Обеспечение административного контроля 28 .

Согласно Беллу, постиндустриальное общество характеризуется уровнем развития услуг , их преобладанием над всеми остальными видами хозяйственной деятельности в общем объеме ВВП и соответственно численностью занятых в этой сфере (до 90 процентов работающего населения). В подобного рода обществе особенно важны организация и обработка информации и знаний. В основе этих процессов лежит компьютер - техническая основа телекоммуникационной революции . По определению Белла, эта революция характеризуется следующими признаками:

· главенство теоретического знания;

· наличие интеллектуальной технологии;

· рост численности носителей знания;

· переход от производства товаров к производству услуг;

· изменения в характере труда;

· изменение роли женщин в системе труда.

Концепция постиндустриального общества обсуждалась также в трудах Э. Тоффлера, Дж. К. Гэлбрейта, У. Ростоу, Р. Арона, З. Бжезинского и другие. В частности, для Элвина Тоффлера (р. 1928) постиндустриальное общество означает вхождение стран в Третью волну своего развития. Первая волна - это аграрный этап, продолжавшийся в течение около 10 тысяч лет. Вторая волна связана с индустриально-заводской формой организации социума, приведшей к обществу массового потребления, массовизации культуры. Третья волна характеризуется преодолением дегуманизированных форм труда, формированием нового типа труда и соответственно нового типа рабочего. Уходят в прошлое подневольность труда, его монотонность, потогонный характер. Труд становится желаемым, творчески активным. Рабочий Третьей волны не является объектом эксплуатации, придатком машин; он независим и изобретателен. Место рождения Третьей волны - США, время рождения - 1950-е годы.

В эпоху постиндустриального общества существенной трансформации подверглось и понятиекапитализма . Характеристика капитала как экономической категории, соизмеряющей различные формы социального воспроизводства, исторически обусловлена становлением общества индустриального типа. В постиндустриальном обществе экономические формы капитала как самовозрастающей стоимости по-новому раскрываются в информационной теории стоимости : стоимость человеческой деятельности и ее результатов определяется уже не только и не столько затратами труда, сколько воплощенной информацией, становящейся источником добавочной стоимости. Происходит переосмысление информации и ее роли как количественной характеристики, необходимой для анализа социально-экономического развития. Информационная теория стоимости характеризует не только объем информации, воплощенной в результат производственной деятельности, но и уровень развития производства информации как основы развития общества.

Социально-экономические структуры информационного общества вырабатываются на основе науки как непосредственной производительной силы. В этом обществе актуальным агентом становится «человек знающий, понимающий» - «Homo intelligeens». Таким образом, экономические формы капитала, так же как и тесно связанный с ними политический капитал, который играл важную роль и ранее, все больше зависят от неэкономических форм , прежде всего от интеллектуального и культурного капитала.

Д. Белл называет пять основных проблем, которые решаются в постиндустриальном обществе:

1. Слияние телефонных и компьютерных систем связи.

2. Замена бумаги электронными средствами связи, в том числе в таких областях, как банковские, почтовые, информационные услуги и дистанционное копирование документов.

3. Расширение телевизионной службы через кабельные системы; замена транспорта телекоммуникациями с использованием видеофильмов и систем внутреннего телевидения.

4. Реорганизация хранения информации и систем ее запроса на базе компьютеров и интерактивной информационной сети (Интернет).

5. Расширение системы образования на базе компьютерного обучения; использование спутниковой связи для образования жителей сельских местностей; использование видеодисков для домашнего образования.

В процессе информатизации общества Белл усматривает и политический аспект, считая информацию средством достижения власти и свободы, что предполагает необходимость государственного регулирования рынка информации, то есть возрастание роли государственной власти и возможностьнационального планирования . В структуре национального планирования он выделяет такие варианты:

· координация в области информации (потребности в рабочей силе, капиталовложениях, помещениях, компьютерной службе, и так далее);

· моделирование (например, по образцу В. Леонтьева, Л. Канторовича);

· индикативное планирование (стимулировать или замедлить методом кредитной политики) и другие.

Белл оптимистически оценивает перспективу мирового развития на путях перехода от «национального общества» к становлению «международного общества» в виде «организованного международного порядка», «пространственно-временной целостности, обусловленной глобальностью коммуникаций». Однако он отмечает, что «… гегемония США в этой области не может не стать острейшей политической проблемой в ближайшие десятилетия». В качестве примера Белл приводит проблемы с получением доступа к компьютеризованным системам, разработанным в развитых индустриальных обществах, с перспективой создания глобальной сети банков данных и услуг.

Даниел Белл называл себя социалистом в экономике, либералом в политике и консерватором в культуре, являлся одним из видных представителей американского неоконсерватизма в политике и идеологии.

Американский социолог и политолог Дэниел Белл в 1965 г. выдвинул понятие «постиндустриального общества», которое получило широкую известность после выхода в свет в 1973 г. в Нью-Йорке его книги «The Coming Industrial Sosiety» («Грядущее индустриальное общество»). Данное понятие и разработанное на его основе учение фактически с позиции технологического детерминизма подходят к объяснению и пониманию общественно-исторического процесса, поскольку провозглашают уровень развития индустрии (промышленности), который находит свое адекватное выражение в размере валового национального продукта (ВНП), главным показателем и основным критерием социального прогресса. И действительно, в полном соответствии с этим методологическим принципом так называемая «теория постиндустриального общества» различает три основные исторические состояния (или три стадии развития) человеческого общества: доиндустриальное, индустриальное и постиндустриальное. Доиндустриальная стадия в общественно-историческом процессе характеризуется весьма низким уровнем развития индустрии, а, стало быть, и малым объемом ВНП. Большинство стран Азии, Африки и латинской Америки находятся на данной стадии. Страны же Европы, а также США, Япония, Канада и некоторые другие страны находятся на разных этапах индустриального развития. Что же касается постиндустриального общества, то это общество нынешнего ХХI столетия, хотя некоторые сторонники указанной теории полагают, что оно уже начало складываться в последние десятилетия ХХ столетия, а то и раньше.

Важнейшим признаком постиндустриального общества является преобладание таких сфер хозяйственной деятельности, как экономика услуг, производство информации и духовное производство в целом. Поэтому в социальной структуре этого общества подавляюще преобладают именно те слои населения, которые заняты в этих конкретных сферах. Их доля в общей массе трудоспособного населения достигает здесь примерно 90%, между тем как доля занятых в промышленности и сельском хозяйстве составляет, соотвественно, менее 10% и менее 1% указанной массы. Постиндустриальная стадия развития общества характеризуется также сокращением продолжительности рабочего дня, снижением рождаемости и фактическим прекращением роста народонаселения, существенным повышением «качества жизни», интенсивным развитием «индустрии знания» и широким внедрением наукоемких производств. Ее главной особенностью в политической сфере, по мнению Д.Белла, являются отделение управления от собственности, плюралистическая демократия и «меритократия». 326 Стоящий тогда на позиции «теории деидеологизации», 327 он полагал, что меритократия как важнейший компонент постиндустриального развития представляет собой принципиально новый способ управления обществом, поскольку отправляющая властные функции прослойка (т.е. меритократы), будучи полностью свободыми от идеологии и политики, более не действуют в узких интересах определенного класса (например, капиталистов), а служит всему обществу. Это, в частности, означает, что в постиндустриальном обществе, которое понимается Д.Беллом в общем и целом как простая трансформация современного капитализма под непосредственным воздействием научно-технической революции, окончательно устраняются все классовые антогонизмы, затухают социльные конфликты и полностью прекращается классовая борьба.

В «Предисловии к изданию 1976 года» своего указанного выше труда Д.Белл выделил 11 «черт» постиндустриального общества. Эти «черты» суть следующие: «центральная роль теоретического знания »; «создание новой интеллектуальной технологии »; «рост класса носителей знания »; «переход от производства товаров к производству услуг »; «изменения в характере труда » (если раньше труд выступал как взаимодействие человека с природой, то в постиндустриальном обществе он становится взаимодействием между людьми); «роль женщин » (в постиндустриальном обществе женщины впервые получают «надежную основу для экономической независимости»); «наука достигает своего зрелого состояния »; «ситусы как политические единицы » (раньше «были классы и страты, т.е. горизонтальные единицы общества, … однако для постиндустриальных секторов более важными узлами политических связей могут оказаться ситусы» (от лат. слова «situ» – «положение», «позиция») «или вертикально расположенные социальные единицы…»); «меритократия »; «конец ограниченности благ »; «экономическая теория информации ». 328 К сказанному необходимо, однако, добавить, что в своих более поздних работах Д.Белл несколько отходит от «теории деидеологизации» и концепции строгого технологического детерминизма, поскольку в этих работах он допускает правомерность рассмотрения идеологии (в частности, религии) в качетве консолидирующего общество начала, а свои взгляды на технику как фактор общественно-исторического процесса уточняет с позиции некоего «аксиологического детерминизма». 329

Различные варианты «теории постиндустриального общества» были впоследствии предложены А.Тоффлером, Дж.К.Гэлбрейтом, У.Ростоу, Р.Ароном, З.Бжезинским, Г.Каном и другими. Так, например, американский социолог и футуролог Алвин Тоффлер полагает, что постиндустриальное общество представляет собой некую «Третью волну», которую человечество проходит в своем историческом развитии. Всего, по его мнению, оно проходит три «волны» на протяжении всей своей истории. Первая из этих «волн» – аграрная – продолжалась почти 10 тысяч лет. «Вторая волна» – это индустриально-заводская форма организации общества, которая на завершающем этапе своего существования и развития дает «потребительское общество» и «массовый» тип культуры. И, наконец, «Третья волна», которая берет свое начало в середине пятидесятых годов ХХ столетия в США отличается прежде всего созданием турбоактивной авиации и космической техники, компьютеров и компьютерной технологии. В социальном плане она характеризуется подавляющим преобладанием так называемых «белых воротничков» (т.е. научно-технических работников) над «синими воротничками» (рабочими), прекращением классового противостояния и устранением социальных антогонизмов, а в политическом – установлением подлинной демократии. 330

И чтобы составить себе более или менее отчетливое пердставление о том, насколько утопичным является предложенный А.Тоффлером вариант развития современного общества, можно указать хотя бы на предлагаемый им путь ликвидации безработицы. Так, не затрагивая устоев современного капиталистического общества, он предлагает навсегда покончить с данным постоянным «спутником» капитализма и, на самом деле, производимым им социальным злом путем официального признания в качестве социально значимого (а, следовательно, и адекватно оплачиваемого государством) личного труда людей, направленного на удовлетворение их собственных нужд и потребностей (например, на воспитание своих детей, строительство и благоустройство своего жилища, выращивание для себя на своем земельном участке овощей, фруктов, скота и т.д.) Таких людей он называет «протребителями» или «сопроизводителями», так как они в своем лице объединяют одновременно и производителей, и потребителей.

Исходя из этого, можно полагать, что экономика «Третьей волны» – это, скорее, экономика потребления, а не обмена. Поэтому наши представления о труде, восходящие к Адаму Смиту и Карлу Марксу, безнадежно, по его мнению, устарели. Эти представления, воспринимающие труд как выражение и воплощение эксплуатации (или разделения труда и отчуждения, как предпочитает выражаться сам А.Тоффлер), несомненно, «были верны в свое время. Но они подходили к традиционному индустриализму, а не к новой системе, которая развивается сейчас». В данной системе, воплощающей собой «Третью волну» «формы дегуманизированного труда прекращают свое существование». 331 Здесь же формируется новый тип труда и, соответственно, появляется новый тип рабочего. Так, если труд во «Второй волне» носил «грубый», (т.е. подневольный) и «монотонный» характер, поскольку был более выгодным (прибыльным) компаниям именно в такой форме, то в «Третьей волне» он перестает быть таковым. «Компании Третьей волны, - уверяет А.Тоффлер, - не увеличивают свои прибыли постредством выжимания пота из своих рабочих. Они достигают своей цели не тем, что делают труд более тяжелым, а тем, что работают более умело. Потогонная система не оправдывает себя так, как это было когда-то». Следовательно, труд в «Третьей волне» становится желаемым и творческим актом и здесь, на заключительной, постиндустриальной фазе развития общества, формируется «новый набор ценностей». Все это «требует совершенно нового типа рабочих». Рабочий «Третьей волны» не является более объектом подневольного и механического труда. Он, напротив, участвует в принятии решения и становится независимым субъектом творческого, по своей сути, процесса. «… Рабочий Третьей волны более независим, более изобретателен и не является более придатком машины» 332 , – довольно категорично заявляет А.Тоффлер.

Итак, ни о какой эксплуатации или отчуждении рабочего в «Третьей волне» в принципе не может быть и речи. Если в характеристике «Второй волны» мы еще находим у А.Тоффлера слабый намек на них в виде разговора о «грубости» труда, «выжимании пота» и «давлении на рабочего», то в «Треьей волне» они даже в столь мягкой и завуалированной форме полностью отсутствуют. Следовательно, с наступлением и развитием «Третьей волны» все указанные признаки вместе с характеризуемой ими традиционной формой труда как бы сами собой отпадают, а рабочий без каких-либо изменений основ существующего общественного строя, словно по мановению волшебной палочки, трансформируется из подневольного работника в свободного творца, а, стало быть, и полностью эмансипируется в социально-экономическом отношении. Несмотря на все вышеуказанное, сам А.Тоффлер отнюдь не считает себя утопистом, поскольку полагает, что «хорошее общество должно представлять максимальное разнообразие», между тем как «большинство утопистов и социалистов», согласно его мнению, «по-прежнему мыслят в терминах единообразия, присущего Второй волне». 333

Разновидностью «теории постиндустриального общества» выступает учение о так называемом «информационном обществе», которое объявляет производство и использование информации основополагающим фактором социального прогресса, определяющим собой все параметры существования и характер развития общества. Таким образом, «технологический детерминизм» получает свою конкретизацию или трансформируется в некий «информационный детерминизм», развиваемый Г.М.Мак-Люэном, Е.Масудой и другими. Так например, канадский философ и социолог Герберт Маршал Мак-Люэн (1911-1980) еще в 1967 году выдвинул свое положение, согласно которому именно средства передачи информации, а, стало быть, средства общения и коммуникации вообще, являются основным, решающим фактором развития общества. «Вся суть, - говорил он, - в средстве общения». Поэтому неудивительно, что падение Древнего Рима он непосредственно связывал с вырождением колеса, дорог и производства бумаги, а английскую промышленную революцию ХVIII столетия – с появлением дорог с твердым покрытием. 334 Естественно, что подобный подход в методологическом плане становится более правомерным и основательным именно в новом «постиндустриальном обществе», где, по мнению некоторых исследователей, формируется целостная «инфосфера», которая оказывается решающей и определяющей не только в структуре «техносферы», но и в структуре общества в целом. В связи с этим утверждается, что в информационном обществе появляется «четвертый» сектор экономики – «информационный», который сразу же захватывает лидерство и начинает доминировать над остальными тремя: промышленностью, сельским хозяйством и «сервисным сектором» (Д.Белл), т.е. сферой услуг. Отсюда делается вывод о том, что в данном обществе происходит окончательное вытеснение таких традиционных факторов общественно-экономического развития, как труд и капитал и их замена информацией и знанием. В свете этого Д.Белл считает возможным говорить даже об «информационной теории стоимости», поскольку полагает, что «именно знание, а не труд выступает источником стоимости». 335

Все это, по мнению теоретиков «информационного общества», приводит к существенному изменению социальной структуры. Так, согласно одному из них - японскому социологу Е.Масуде, ведущее место в структуре «информационного общества» будет принадлежать не дифферренцированным в классовом отношении так называемым «информационным сообществам», в которых системообразующим элементом выступает новый тип человека, названный им «homo intelligens» («человеком знающим» или «понимающим»). Следовательно, можно определенно сказать, что с точки зрения сторонников «теории информационного общества» информационный подход становится решающим и в плане понимания самого человека, который уже трактуется не иначе как субъект информационного процесса, как творец и носитель информации и знания. В свете этого становится понятным, почему А.Тоффлер в одной из своих последних работ говорит о трансформации пролетариата в «когнитариат» (от лат. слова «cognitio»– «знание»), т.е. в социальную прослойку – носительницу знаний.

Итак, в «информационном обществе», согласно его теоретикам, происходят интеллектуализация и информатизация производтва и всего общества в целом. Происходящие в этом обществе технические и социально-экономические сдвиги непременно, по их мнению, приводят к повышению «качества жизни» настолько, что более уже не приходится говорить о существовании такого традиционного социального зла как бедность и нищета, а другое такое зло – безработица – просто трансформируется, как полагает Х.Эванс, в «обеспеченный досуг». В результате этого социальная структура «информационного общества» становится недифференцированной (однородной) в классовом отношении, поэтому все классовые антогонизмы и социальные конфликты канут в вечность. Так, наконец, якобы, завершится, продолжавшийся тысячелетиями период классового противостояния и социальных потрясений в истории человечества.

«Информационным обществом» будет управлять, таким образом, некая постклассовая научно-техническая или «кибернетическая элита» (К.Штайнбух), т.е. сообщество таких научно-технических работников, как, например, математики, программисты, экономисты и другие, которые будто бы лучше всех остальных знают, как найти и обеспечить наиболее оптимальные и эффективные решения проблем функционирования и развития общественного целого. Более того, в нем утвердится принципально новый тип демократии – «компьютерный» (Г.Краух и др.) или «прямой» – при котором установится устойчивая и эффективная обратная связь населения с правительством и всей системой государственной власти, впервые открывающая перед отдельными гражданами реальную возможность участвовать в процессе принятия решений, активно влиять на деятельность правительства и других государственных структур и фактически взять эту деятельность под свой жесткий контроль.

В отличие от предыдущих футурологов аргентинский философ Марио Бунге, отвергая капитализм и социализм (в том его виде, в каком он был осуществлен в бывшем Советском Союзе и других странах так называемого социалистического лагеря), предлагает в качестве третьей альтернативы то, что он называет «холотехнодемократией» или иначе – «интегральной технодемократией». Для построения справедливого общества политическая и экономическая демократии, как он отмечает, являются недостаточными, хотя они, конечно, и необходимы. Дело в том, что первая из них касается лишь политики, а вторая – лишь экономики, между тем как «общество состоит из трех соединяющихся искусственных систем, встроенных в природу – именно экономики, культуры и политики…». Вот, собственно, почему «мы должны бороться за интегральную демократию, соединенную с технической экспертизой и заботящуюся об окружающей среде». На фоне этого «холотехнодемократия» предстает перед нами как «общественный строй, который позволяет, более того, поощряет равный доступ к богатству, культуре и политической власти». Она «есть равенство посредством кооперативной собственности, самоуправления, политической демократии и технической экспертизы». Однако это не значит, что она утверждает некую уравниловку, т.е. равенство в буквальном смысле слова. Как раз наоборот, «холотехнодемократия» устанавливает так называемое «квалифицированное равенство», т.е. некую комбинацию «элитарности и меритократии». Подобное равенство есть результат «соединения трех принципов: а) социалистической максимы «от каждого – по способностям, каждому – по потребностям»; б) локковского принципа законного владения плодами своего труда; в) принципа Роулса, согласно которому единственно справедливо то неравенство в распределении товаров и услуг, которое скорее всего удовлетворяет каждого, а именно: вознаграждение заслуг и исправление оплошности». Поэтому неудивительно, что «холотехнодемократия подразумевает соединение кооперациии и конкуренции…». «Интегральная технодемократия» характеризуется также потребностью в как можно более малом и слабом государстве, так как «хорошо устроенное общество не нуждается в большом правительстве». Вместе с тем она «предполагает создания федерации и государств» вплоть до «мирового правительства», поскольку «эффективное управление системами большего масштаба требует центральной координации их составляющих единиц». И, наконец, при ней свобода и контракт, которые были весьма ограничены в классовом обществе, должны получить полное развитие и «расцвести». Так, М.Бунгле обозначает главные моменты своей футурологической концепции, возможную утопичность которой он, в отличие от А.Тоффлера, не отрицает, а признает. 336

Различные модификации «теории постиндустриального общества» дают отдельным исследователям некоторое основание говорить о наступлении вместе с формированием этого общества новой эры в истории человечества, или новой цивилизации («глобальной»), при которой все стороны общества и аспекты культуры, начиная с техники и экономики и кончая искусством и другими составляющими духовного бытия человечества, претерпят существенную трансформацию. Контуры этой новой «глобальной» цивилизации в первом приближении начинают вырисовываться вместе с появлением триединства – космического (или, точнее сказать, коммуникационного) спутника, кабельного телевидения и персонального компьютера – и распространением «железных воротничков» (т.е. роботов). Глобальная информационная цивилизация, таким образом, характеризуется созданием и установлением единого общепланетарного информационного пространства – глобальной информационной сети, представляющей собой некий синтез телевидения, компьютерной службы и энергетики, т.е. то, что Дж.Пелтон называет «телекомпьютерэнергетикой».

В заключение необходимо отметить, что хотя «информационное общество» и «глобальная цивилизация» должны были бы, по прогнозам некоторых из их теоретиков, уже сложиться и реально существовать, мы их, однако, нигде реально не наблюдаем. Что же касается процессов информатизации и глобализации, которые реально происходят в современном мире, то они, вопреки всем оптимистическим ожиданиям и прогнозам, ничуть не снимают и даже не смягчают, а как раз наоборот, еще больше обостряют социальную напряженность и усиливают социальное противостояние в современном обществе и вообще по своим последствиям оказываются весьма далекими от той идиллии, которую обычно рисуют в своих футурологических концепциях теоретики «информационного» или «постиндустриального» общества вообще. Что дело обстоит именно так, доказывает хотя бы тот факт, что указанные процессы привели не к снижениию, как предполагалось, а наоборот, к дальнейшему повышению уровня безработицы и бедности во всем мире, в том числе и в Европе. Данный факт был, в частности, отмечен «Римским клубом» в принятой им в декабре 1993 года в Гановере по случаю своего 25-летнего юбилея декларации, где прямо говорилось о том, что бедность «все шире распространяются в европейских странах», и что «уровень безработицы в современном мире продолжает расти» 337 .

Следует также обратить внимание и на то обстоятельство, что в современном западном обществе, которое, якобы, уже вступило в «информационную» полосу или фазу своего развития нигде не происходит ничего такого, что свидетельствовало бы о «сдаче» трудом и капиталом своих позиций в качестве решающих факторов общественно-экономического развития или предвещало бы их вытеснение и замену информацией и знанием, как это пророчествовали теоретики «информационного общества». Реалии сегодняшнего дня говорят как раз об обратном. Они, в частности, свидетельствуют о том, что информация и знание в данном обществе по-прежнему являются товаром и что они, следовательно, остаются простыми выражениями и воплощениями труда и капитала. И в самом деле, в так называемом «информационном обществе» информация и знание как осуществленный (мертвый) труд представляют собой, как и прежде, элемент постоянного капитала, а как труд осуществляемый (живой) они входят в структуру переменного капитала. Поэтому ни о каком вытеснении труда и капитала и их замене информацией и знанием в принципе не может быть и речи, а разговоры о некой «информацинной теории стоимости» в лучшем случае оказываются бессмысленными.

Исходя из сказанного, трудно не согласиться со словами У.Дайзарда, высказанными им еще в 1982 г. в работе «The Coming Information Age. An Overview of Technology, Economics and Politics. N.Y., 1, 1982» («Грядущий информационный век. Общий обзор техник, экономики и политики. Н.Й 1, 1982») о том, что «действительно, ни Белл, ни другие футурологи не смогли дать сколько-нибудь убедительной картины будущего». 338 И дело здесь не просто в «интеллектуальной скромности» этих исследователей или в принципиальной «невозможности остановиться на какой-либо из множества возможных перспектив», как полагает данный автор, а в несостоятельности многих «сценариев» развития современного общества, предложенных западными футурологами. Во всяком случае, можно с большой долей уверенности констатировать, что реальный процесс развития западного общества за последние три десятилетия, прошедшие после появления «теории постиндустриального общества», достаточно отчетливо обнажил утопичность и научную несостоятельность многих аспектов данной «теории», которая в различных ее модификациях была фактически направлена, как не трудно догадаться, против марксистской «теории общественно-экономической формации» и которая поэтому выполняла скорее идеологическую, нежели научную функцию.

Концепции постиндустриального (информационного) общества

Общество как социальная система, законы его развития всегда волновали ученых, политиков, философов. На протяжении многих веков каждый крупный мыслитель в рамках своей философской и социально-политической теории так или иначе пытался отразить пути и принципы общественного развития, свое видение положения и роли человека в социальной системе и таким образом дать более или менее общую картину общественного бытия.

Серьезную и, как нам представляется, удачную попытку исследовать концепции постиндустриального (информационного) общества предприняла Н. О. Обрывкова в своей диссертации на тему «Электронная демократия в современном постиндустриальном обществе» .

Исследователь отмечает, что современные представления об обществе многочисленны и разнообразны. Сложность их анализа заключается в том, что в понятии «современное общество» переплетаются и характеристики организации крупных сообществ, и указание на качественно новый тип социальной системы, и отнесение явления к исторической современности. Наиболее актуальной в настоящее время является теория «информационного общества». Впервые в достаточно отчетливом виде идея информационного общества была сформулирована в конце 60-х - начале 70-х гг. XX столетия. Изобретение самого термина «информационное общество» приписывается Ю. Хаяши, профессору Токийского технологического института.

Японский исследователь И. Масуда выдвинул концепцию, согласно которой информационное общество будет бесклассовым и бесконфликтным обществом согласия, с небольшим правительством и государственным аппаратом. В отличие от индустриального общества, главные ценности информационного общества - время и информация. Для И. Масуды информация - это, во-первых, знание относительно нового типа, пригодное для дальнейшего использования, во-вторых, знание, производство, хранение и применение которого действительно становятся все более важной для общества деятельностью, что порождает соответствующие ему технико-организационные структуры. Таким образом, возрастающая роль информации и процесса информатизации - исторический факт, лежащий в основе концепций информационного общества . Японский вариант концепции информационного общества разрабатывался, прежде всего, для решения задач экономического развития Японии. Это обстоятельство обусловило его в известном смысле ограниченный и прикладной характер.

Исследователи других стран формулировали свои теории «информационного общества», основываясь на более широких взглядах на устройство современной цивилизации. Для нас наиболее важными являются концепции, в которых идет речь о новой волне демократизации в современном обществе. Из их числа можно выделить: футурологические теории постиндустриального общества Д. Белла и О. Тоффлера, информациональную концепцию М. Кас- тельса, теорию третьей волны демократизации С. Хантингтона.

Американский ученый Даниэл Белл заинтересовался социологическими проблемами еще в ранней юности, пытаясь осмыслить суть общественного устройства и оценить возможные сценарии социального прогресса. Белл - один из создателей теории «постиндустриального общества», футуролог и ведущий представитель социального прогнозирования. В работах «Встречая 2000 год» (1968) и «Грядущее постиндустриальное общество» (1973) он выразил мнение, что бурное развигие техники и науки сделает излишними социальные революции, а «индустриальное общество» превратится в «постиндустриальное». Новые общественные отношения и структуры, полагал Белл, приведут к слиянию противоположных социальных систем: капиталистической и социалистической. Отличительными признаками «постиндустриального общества», по Беллу, становятся: переход от производства товаров к экономике обслуживания; занятие господствующего положения в управлении обществом социальной группой профессионалов-технократов и «больших ученых»; повсеместное распространение «интеллектуальной технологии» (информатики, теории игр и моделирования, компьютеризации) и возможностей саморазвивающегося технологического роста при широком развитии теоретических знаний. Кризисные процессы в обществе Белл объяснял разрывом между «рациональными» принципами капиталистической экономики и гуманистически ориентированной культурой. Согласно его «рели- гиоцентрической» версии кризиса западной культуры преодоление такового видится в религиозном возрождении. Технократическую постиндустриальную концепцию Белл стремился развить в теорию общесоциологического уровня. В противовес технологическому детерминизму он обосновывал ценностный подход к проблемам техники, давая многостороннюю характеристику общественной жизни и включая в сферу анализа духовно-ценностную философско-антропологическую проблематику. Взгляды Белла эволюционировали от неолиберальных программ «государства благосостояния» к неоконсерватизму. Впоследствии Белл поставил под сомнение саму возможность целостного взгляда на общество, возвратился к теориям «среднего уровня», ограничивался описанием отдельных социальных сфер и подсистем.

Метод исследования общества Д. Белла характеризуется в первую очередь признанием относительной автономности трех основных сфер жизни: социальной, политической и культурной. Учитывая их комплексность и неразрывность, он считает возможным разделить их с целью анализа, дающего возможность гораздо глубже проникнуть в суть происходящих в обществе процессов.

Первой из трех выделяемых им «аналитических сфер» становится «социальная структура», в которую входят технологические и экономические элементы, а также та система социальных отношений, которая порождена существующей структурой занятости, базирующейся на экономическом господстве одних и подчинении других.

Второй «аналитической сферой» становится политическая организация общества. Роль политических институтов, по его мнению, заключается «в минимизации противоречий, неизбежно возникающих в ходе функционирования экономического механизма, а также в преодолении конфликтных ситуаций, порождаемых иными социальными противоречиями» 1 .

Третьей сфере - культуре - Белл придает огромное значение, так как она, по его мнению, способна принести в общество «естественным и ненасильственным образом» стабильность и преемственность, необходимые в процессе развития. Стабильность общества в значительной степени обусловлена прочностью сохраняющихся в нем традиций.

Позиция Белла во многом сформировалась в ходе полемики с представителями иных теоретических направлений, и, прежде всего, с марксистами и функционалистами. Несмотря на то, что Белл дистанцируется от марксизма и позитивизма как главенствующих парадигм общественно-политической мысли XX в., он сохраняет «троичность» в рассмотрении эволюции общества. Только вместо трех формаций Карла Маркса (доклассовая, классовая, бесклассовая) и трех стадий Огюста Конта (теологическая, метафизическая и позитивная) Даниэл Белл рассматривает историю человеческого общества как последовательную смену трех эпох: доиндустриаль- ной, индустриальной, постиндустриальной. Некоторые из современных исследователей считают подход Белла более совершенным, так как здесь нет шаблона в описании основных свойств будущего социального состояния. Рассмотрим его более подробно.

Под доиндустриальным обществом американский ученый понимает такую социальную организацию, которая основана на примитивных производительных формах, развивающихся, прежде всего, в отраслях, обеспечивающих добычу и первичную обработку ресурсов, наиболее пригодных для удовлетворения самых необходимых потребностей. Индустриальный строй знаменует собой радикальный разрыв с традиционностью и становится важнейшим условием становления постиндустриальной системы. В его рамках добыча природных ресурсов (extracting) сменяется производством (manufacturing) заранее определенных продуктов; возрастают требования к квалификации работника; основным производственным ресурсом становится энергия; человек оказывается способным делать локальные технологические и хозяйственные прогнозы. Постиндустриальное общество - это общество, где производство (manufacturing) как постоянно возобновляющийся процесс начинает непрерывно воздействовать на окружающую среду (processing), а каждая сфера человеческой деятельности оказывается тесно связана со всеми другими. В этих условиях основным ресурсом становится информация, приоритет переходит от полуквалифицированных работников к инженерам и ученым. Дальнейшее совершенствование знаний человека о мире происходит на базе применения абстрактных моделей и системного анализа, а важнейшей задачей ученых становится перспективное прогнозирование хозяйственных и социальных процессов. Новый технологический базис производства изменяет само содержание труда. Знание в современном постиндустриальном обществе становится важнейшим ресурсом. Рассматривая социальную структуру общества и подчеркивая ту огромную роль, которую играют в современном мире информация и знания, Белл выделяет четыре основные статусные группы на основе квалификации их представителей:

  • 1) класс профессионалов;
  • 2) класс инженеров и полупрофессионалов;
  • 3) класс конторских и торговых работников;
  • 4) класс работников ремесленного и неквалифицированного труда.

Белл делит класс профессионалов (специалистов) на три группы: преподаватели, инженеры и ученые. Именно ученые, по мнению Белла, являются важнейшей группой класса профессионалов. Темпы роста этой группы по сравнению с другими интеллектуальными группами поражают своей скоростью. Если с 1930 по 1965 г. численность всей рабочей силы США увеличилась на 50%, то количество инженеров возросло на 370%, а ученых - на 93%*.

Анализируя американскую научную политику, Белл раскрывает ее отличия от европейской модели взаимодействия ученого сообщества с правительством. Он отмечает следующие особенности стратегии США в этой области: в новых областях, прикладных исследованиях и разработках с возникновением специальных задач создаются новые формы и методы их решения; в области же теоретических и фундаментальных исследований деньги выделяются на основе проектов тем лицам и организациям, которые смогут убедить экспертную комиссию в научной значимости проекта или в своей компетентности как исследователей .

Переходим ко второй аналитической сфере, выделяемой Беллом, - политике. По мнению Белла, политическая система приобретает в постиндустриальном обществе значение, которого она до этого не имела никогда. Поскольку политика представляет собой сочетание противоречивых интересов и ценностей, усиление конфликтов и напряженности в постиндустриальном обществе становится неизбежным. Вследствие того, что знание и технологии стали основным ресурсом общества, некоторые политические решения оказываются предопределенными. Поскольку институты знания претендуют на определенные государственные средства, общество получает неоспоримые права предъявлять к ним свои требования. Формирование условий для рационального управления социальным организмом, сбалансированное распределение и перераспределение благ и обеспечение максимальной личной свободы индивида - вот что, по мнению Белла, является одним из важнейших достижений демократии в постиндустриальном обществе.

Белл выделяет три основополагающих элемента современной ему государственной политики:

  • 1) влияние внешней политики;
  • 2) ориентация общества на будущее;
  • 3) возрастание роли «технического» принятия решений.

Самым важным результатом всех этих процессов Д. Белл считает переход в постиндустриальном обществе власти от законодательных и совещательных органов к исполнительным. Это связано с тем, что в современном обществе внешняя политика перестала быть «дипломатией» и превратилась в бесконечный «круговорот стратегических маневров, где жизненно важные решения должны приниматься незамедлительно, а новые модели социальных изменений делают необходимость планирования политики даже более насущной, чем принятие законов, что требует инициативы именно со стороны исполнительных органов» . В связи с этим возникает необходимость создания нормативной теории, которая смогла бы предложить разумные критерии функционирования современного свободного общества, учитывая неизбежные элементы централизованного принятия решений, расширение возможностей общественного выбора и необходимость разумного планирования.

Для функционирования общества основным является вопрос: кто стоит у власти и как она осуществляется? В рамках ответа на поставленный вопрос Д. Белл предлагает следующую схему, определяющую различия доиндустриального, индустриального и постиндустриального обществ (таблица).

Стратификация и власть 2

Общество

Доиндустриаль-

Индустриальное

Постиндустриальное

Ресурсы

Общественное

местоположе

Ферма, плантация

Коммерческая

Университет, научный институт

Доминирующие

фигуры

Землевладелец,

Предприниматель

Ученые, исследователи

Способы осуществления власти

Прямой силовой контроль

Косвенное влияние на политику

Баланс технических и политических сил, компромиссы и право

Классовая

основа

Собственность, военная сила

Собственность,

политическая

организация,

технические

Технические знания, политическая организация

Достижения

власти

Наследование, захват армией

Наследование, патронаж, образование

Образование,

мобилизация,

кооптация

Мы видим, что в постиндустриальном обществе технические знания становятся основой, а образование - средством достижения власти. В результате элита представлена исследователями и учеными. Но это не значит, что ученые действуют как корпоративная группа. В практических политических ситуациях они способны расходиться идеологически, и тогда различные группы ученых могут объединяться с представителями других элит. Сама природа политики не дает отдельным группам (военные, ученые, предприниматели) возможность быть монолитными постоянно, и любая из них, стремясь к власти, пытается заручиться поддержкой других групп. Получив власть, победители начинают принимать решения межгруппового характера и влиять на распределение власти отдельных функциональных элементов, что влечет за собой перераспределение влияния внутри системы. В связи с этим необходимо подчеркнуть два важных момента:

  • - во-первых, ученые как отдельная страта в постиндустриальном обществе должны приниматься в расчет в политическом процессе, чего не случалось никогда прежде;
  • - во-вторых, сама наука управляется классом, который отличается от других основных социальных групп (военных и предпринимателей), а это предполагает совершенно иной подход технической интеллигенции к политическому процессу.

Таким образом, являясь одним из первых разработчиков теории информационного общества, Д. Белл определил грядущее общество как постиндустриальное. Акцентируя внимание на проблемах политического развития в условиях постиндустриализма, он подвергает сомнению идею так называемой «демократии соучастия». Несмотря на кажущуюся возможность всех граждан принимать участие в принятии решений, наделе власть в постиндустриальном обществе переходит от одних элитарных групп к другим. При этом решения принимают только избранные - технократы. Оптимальная, с точки зрения Белла, демократия будет возможна при условии:

  • -формирования предпосылок для рационального социального развития;
  • - сбалансированного распределения и перераспределения благ;
  • - обеспечения максимальной личной свободы индивида .

Оценивая вклад Белла в общетеоретическую парадигму «постиндустриального общества», следует отметить системность и многоаспектность предложенной им концепции, аналитически охватывающей все сферы жизнедеятельности общества. Его теория сохраняет актуальность уже на протяжении полувека.

Американский социолог и футуролог Олвин Тоффлер разрабатывает концепцию «сверхиндустриальной цивилизации» в работах «Столкновение с будущим» (1972), «Доклад об экоспазме» (1975), «Третья волна» (1980). Отмечая, что человечество переживает новую технологическую революцию, ведущую к созданию сверхиндустриальной цивилизации, он предупреждает о новых сложностях, социальных конфликтах и глобальных проблемах, с которыми столкнется мир на рубеже XX и XXI вв. Несмотря на то, что книга Тоф- флера «Третья волна» была написана четверть века назад (1980), в целом она сохранила свою актуальность.

Как и Д. Белл, Тоффлер предлагает «троичное» деление этапов развития цивилизации. По его мнению, человечество переходит к новой технологической революции, т. е. на смену Первой волне (аграрной цивилизации) и Второй (индустриальной цивилизации) приходит новая - Третья волна, ведущая к созданию сверхиндустриапь- ной цивилизации. Рассуждения Тоффлера базируются на идее о том, что рост сельского хозяйства был первым поворотным моментом в социальном развитии человека, а индустриальная революция была вторым великим прорывом. Сегодня история переживает наступление техногенной революции, бросающей вызов индустриальной эпохе. Такой подход к исследованию развития цивилизации О. Тоффлер называет анализом «фронта волны» 1 .

По мнению Тоффлера, у каждой цивилизации есть своя совокупность правил или принципов. Система индустриальной цивилизации состоит из шести взаимосвязанных принципов, программирующих поведение миллионов людей: стандартизация, специализация, синхронизация, концентрация, максимизация, централизация.

  • 1. Стандартизация. Процесс стандартизации охватил все сферы жизни в индустриальном обществе, начиная с системы мер и весов, денежных знаков и заканчивая процедурами найма рабочей силы и труда.
  • 2. Специализация. Чем больше Вторая волна сглаживала различия в языке, сфере досуга и стиле жизни, тем более она порождала различия в сфере труда. Усиливая их, индустриализация заменяла крестьянина, временного и непрофессионального «мастера на все руки», узким специалистом и работником, выполняющим лишь одну единственную задачу при работе на конкретном производстве (метод Ф. У. Тейлора).
  • 3. Синхронизация. Расширяющийся разрыв между производством и потреблением внес изменение и в отношение людей ко времени. В зависящей от рынка системе время приравнивается к деньгам. Нельзя позволить простаивать дорогостоящим машинам, и потому они работают в соответствии со своими собственными ритмами. Если одна группа работников завода запаздывала в выполнении своей задачи, следующие за ней группы отставали еще больше. Таким образом, пунктуальность, никогда не имевшая большого значения в сельскохозяйственных общинах, стала социальной необходимостью. Социальная жизнь также стала зависеть от времени и приспосабливаться к требованиям машин, определенные часы были отведены для досуга. Во всех странах семьи поднимались одновременно, ели в одно и то же время, ехали на работу, работали, возвращались домой, отправлялись спать, и все это происходило синхронно.
  • 4. Концентрация. Если общества Первой волны существовали за счет рассеянных источников энергии, то общество Второй волны всецело зависит от концентрированных запасов природного топлива. Вторая волна сконцентрировала и население, переселяя людей из сельской местности и помещая их в гигантские урбанизированные центры. Преступников концентрировали в тюрьмах, психически больных людей - в сумасшедших домах, детей - в школах, а рабочих - на фабриках. Концентрация происходила также и в сфере движения капиталов: появлялись гигантские корпорации, тресты и монополии. Процесс концентрации, таким образом, проник в различные сферы жизни индустриального мира.
  • 5. Максимизация. Вторая волна сделала слово «большой» синонимом слова «эффективный». Города и народы гордились тем, что обладают самыми высокими небоскребами, крупнейшими плотинами или самыми обширными в мире площадками для игры в гольф. Правительства индустриальных стран стали фанатичными проводниками идеи непрерывного экономического роста, приверженцами гонки за увеличение ВНП любой ценой, несмотря на риск экологической и социальной катастрофы. Принцип макрофилии глубоко укоренился.
  • 6. Централизация в политической сфере. Если сельскохозяйственные интересы Первой волны сопротивлялись концентрации власти в национальном правительстве, то коммерческие интересы Второй волны диктовали необходимость сильного центрального правительства. Именно процесс индустриализации подталкивал политическую систему к централизованному управлению. Появление центральных банков (в США, в Великобритании и других странах) способствовало централизации в экономике.

Ученый полагал, что указанные шесть принципов составляют единую «программу», действующую во всех странах Второй волны.

Цивилизация, считает Тоффлер, должна обладать следующими характеристиками:

  • - биосфера - среда, в которой цивилизация существует и воздействует на нее, а также отражает и изменяет взаимоотношение природных ресурсов и населения;
  • - техносфера - энергетическая база, связанная с системой производства, которая в свою очередь связана с системой распределения;
  • - социосфера - состоит из взаимосвязанных социальных институтов;
  • - инфосфера - каналы коммуникации, через которые осуществляется обмен информацией;
  • - властная сфера;
  • - сверхидеология - культурно обусловленная система взглядов, структурирующая отношение к реальности и узаконивающая определенный способ существования цивилизации 1 .

По мнению автора книги «Третья волна», к концу XX в. индустриальная цивилизация вступила в системный кризис, который проявился в социальном обеспечении, школьном образовании, здравоохранении, в международной финансовой системе, что в совокупности породило и кризис личности. Именно поэтому наступление Третьей волны представляет собой не прямое продолжение индустриального общества, а радикальную смену направления исторического движения. Происходит полная трансформация столь же революционного характера, как и приход индустриализма в XVII в.

Тоффлер находит скрытую взаимосвязь энергетического кризиса и кризиса личности, что свидетельствует о противоречии и столкновении Второй и новой, надвигающейся Третьей волны. Он констатирует крах всех социальных институтов современного ему общества. В отличие от Белла, Тоффлер не берется дать точное определение новой цивилизации. Такие дефиниции, как «космическая эра», «информационное общество», «глобальная деревня», «постиндустриальное общество», с его точки зрения, неприемлемы, так как не дают ни малейшего представления о действительной динамике происходящих изменений и вызываемых ими напряженностях и конфликтах. Поэтому важно не название, необходимо разобраться в сути наступивших перемен.

Как и Д. Белл, Тоффлер полагает, что самым важным сырьем цивилизации Третьей волны станет информация, включая воображение. Как основной ресурс новой эпохи информация приведет к большим изменениям в системе образования и научных исследований. Произойдет реорганизация и системы средств массовой информации: вместо культурного доминирования нескольких СМИ в цивилизации Третьей волны начнут преобладать интерактивные, демассифициро- ванные средства, обеспечивающие максимальное разнообразие и даже персональные информационные запросы: множество чипов, установленных тем или иным способом в каждом доме, больнице, отеле, автомобиле, обеспечат нам жизнь в электронной среде 1 .

Анализируя структуру общественных институтов, Тоффлер, однако, опровергает мнение о том, что с увеличением роли информации университет вместо предприятия станет центральным звеном цивилизации: это профессиональная мечта представителей академической науки (в число которых входит и Даниэл

Белл)". Развивая мысль о том, что рабочие места в эпоху Третьей волны из офисов и предприятий перенесутся в дом, Тоффлер утверждает, что именно дом, «электронный коттедж», станет центральной единицей будущего - единицей, выполняющей определенные экономические, медицинские, образовательные и социальные функции. При этом ученый отмечает, что дом как общественный институт не будет играть центральной роли в жизни общества, как в прошлом играли церковь и предприятия, потому что общество Третьей волны будет построено по типу сети, а не по типу иерархии институтов.

Люди Третьей волны, по мнению Тоффлера, выработают новые представления о природе, прогрессе, эволюции, времени, пространстве, материи и причинности. Цивилизация Третьей волны будет основана на новой системе распределения власти, в которой нация как таковая утратит свое значение, зато более важную роль приобретут другие институты - от транснациональных корпораций до местных органов власти. Построение новой цивилизации будет включать в себя и создание соответствующих политических структур в государствах. Тоффлер считает, что все структуры, начиная от Организации Объединенных Наций и заканчивая городскими советами, придется фундаментально изменить не потому, что они изначально плохи, и даже не потому, что они контролируются тем или иным классом или группой, но потому, что они не отвечают нуждам радикально изменившегося мира. Выполнение такой задачи привлечет многие миллионы людей, а в случае сопротивления возможно кровопролитие. Риск велик, однако, если политическая система останется без изменений, мы рискуем еще больше .

Американский ученый предлагает строить политическую жизнь цивилизации Третьей волны на основе грех ключевых принципов:

  • 1) власть меньшинств;
  • 2) полупрямая демократия;
  • 3) разделение решений.
  • 1. Власть меньшинств. На рубеже новой цивилизации ключевой принцип Второй волны - власть большинства - становится все более и более устаревшим. Общество все больше демассифицируется, организовать большинство или даже правящую коалицию становится сложнее. Вместо высокостратифицированного общества, представляющего собой объединение нескольких крупных блоков, налицо конфигуративное общество, т. е. общество, где существуют тысячи меньшинств. Многие из них временны и образуют абсолютно новые преходящие модели, редко объединяющиеся в 51%-й консенсус по крупным проблемам 1 . По мнению ученого, отсутствие соответствующих этому новому обществу политических институтов сегодня только обостряет конфликт между меньшинствами. Решением этой проблемы является создание новых институтов, которые чувствительны к быстро меняющимся нуждам изменчивых и умножающихся меньшинств. Для этого человечеству придется модернизировать всю политическую систему 2 . В эпоху Третьей волны, по мнению Тоффлера, придется создать квазиполитические институты, чтобы помогать меньшинствам - профессиональным, этническим, сексуальным, региональным, рекреационным или религиозным - быстрее и легче образовывать и разрывать альянсы. Человечеству могут понадобиться арены, где разные меньшинства на основе ротации, а может быть, по случайному выбору собираются вместе, чтобы обмениваться проблемами, вести переговоры о соглашениях и разрешать споры . Тоффлер также предлагает избирать некоторых чиновников по принципу жребия, чтобы усилить представительство меньшинств в политике.

Таким образом, Третья волна демассифицирует общество. Политики Первой волны были «до-мажоритарными», Второй волны - «мажоритарными», - завтра они, прогнозирует Тоффлер, будут «мини-мажоритарными» - правление большинства сольется с властью меньшинств .

2. Полупрямая демократия. Второй принцип политической системы Третьей волны предполагает переход от зависимости населения от представителей к тому, чтобы представлять себя самим. Сочетание того и другого - это полупрямая демократия.

В настоящее время чиновники все более полагаются на поддержку штатных помощников и советы внешних экспертов. Бюрократия в исполнительной ветви власти все более усложняет процесс принятия законодательных решений. Пытаясь создать противовес исполнительной бюрократии, представительные органы увеличивают штат своих служб, еще больше перегружая законодательный процесс.

Решение этой проблемы Тоффлер видит в том, чтобы передать часть функций, выполняемых сейчас малым количеством псевдопредставителей, самому электорату. Конечно, для этого понадобятся новые институты, а также новые технологии. Опасность прямой демократии, отмечает Тоффлер, заключается в излишней эмоциональности людей и их подверженности внушению. Предполагается, что избранные представители менее эмоциональны и более вдумчивы, чем общественность. Однако поскольку члены парламентов и других законодательных органов создают собственные комитеты по тем вопросам, которые на их взгляд являются первостепенными, у граждан нет способа заставить их формировать комитеты, которые занимались бы упущенной или очень спорной проблемой. Поэтому следует предоставить полномочия самим избирателям прямо, через петицию, заставить законодательный орган формировать такие комитеты, которые необходимы общественности, а не законодателям. Тоффлер, таким образом, видит универсальный выход в полупрямой демократии, т. е. такой, где будут сочетаться положительные черты как представительной, так и прямой демократий.

3. Разделение решений. Институциональная проблема принятия государственных решений не менее важна. Очевидно, что одни проблемы невозможно решить на локальном уровне, а другие неразрешимы на национальном. Некоторые требуют одновременных действий на многих уровнях. При этом проблемы меняются, а власть - нет, к тому же слишком много полномочий сконцентрировано в одних руках. Лучше всего система принятия решений разработана на национальном уровне, очень слабо развита на уровне международном. Также слишком мало решений принимается на субнациональном уровне - в регионах, штатах, провинциях, населенных пунктах или в негеографических социальных группах. По мнению Тоффлера, многие проблемы, с которыми пытаются справиться национальные правительства, находятся за пределами их понимания. Поэтому человечеству необходимы новые институты международного уровня, которым можно было бы передать полномочия, перераспределенные в соответствии с новыми проблемами. Речь не идет о политической децентрализации как единственной гарантии демократии. Вопрос в том, чтобы политические институты соответствовали новой структуре экономики, информационной системе и другим особенностями возникающей цивилизации.

Рассмотренными выше тремя принципами, по мнению Тоффлера, необходимо руководствоваться в создании демократии XXI в.

Итак, автор формулирует в своей работе совершенно новую концепцию будущего, концепцию Третьей волны, близкую к прак- топии. В отличие от утопистов, представляющих будущее только в радужных оттенках, Тоффлер допускает в практопии наличие болезней, грязной политики, дурных манер. Концепция практопии не прогнозирует жизнь в статичном виде, она предлагает позитивную, революционную и реалистичную альтернативу. Цивилизация Третьей волны поощряет индивидуальное развитие, приветствует (а не подавляет) расовое, региональное, религиозное и культурное разнообразие. Это демократическая и гуманная цивилизация, поддерживающая равновесие с биосферой и не попадающая в опасную экономическую зависимость от остального мира. Тоффлер допускает, что на смену Второй волне необязательно придет цивилизация, описанная им: любые силы могут повлиять на ход истории. Решения, которые сейчас принимаются людьми, главами государств, способны приостановить новое направление развития или, наоборот, стимулировать его. Борьба между людьми Второй волны и людьми Третьей волны не отменяет других конфликтов: религиозных, расовых, «отцов и детей». Эти конфликты по-прежнему будут иметь место, при этом некоторые из них только усилятся. Однако все они будут подчиняться сверхборьбе, которая в основном и будет определять будущее человечества.

Переходный период, в котором находится мир, характеризуется двумя явлениями. Первое - это усиление дифференциации

общества, его демассификация. Второе - ускорение темпа исторических изменений. Результатом является огромное напряжение, в котором находятся люди и общественные институты. Это напряжение лишает людей возможности принимать компетентные решения. Поэтому главной задачей человечества Тоффлер считает создание новой формы существования - такой, где будет комфортно и людям, и общественным институтам.

В более поздней работе «Метаморфозы власти: знание, богатство и сила на пороге XXI века» (1990), разрабатывая стратегию вхождения современного американского общества в «супериндустриализм», Тоффлер предлагает:

  • - создать совет экспертов при президенте США, который бы занимался оценкой социальных последствий применения высоких технологий;
  • - обеспечить футурологическое планирование, позволяющее прогнозировать вероятные в будущем противоречия и предпочтения (выбор тех или иных стратегий);
  • - совершенствовать демократию, а именно: постоянно обсуждать предстоящее развитие с народом, вовлекая в политический процесс все слои населения как активных участников принятия решений;
  • - создать «Ассамблею социального будущего» из представителей всех социальных групп для определения потребностей и направления общественного развития.

Одна из последних работ Тоффлера «Война и антивойна: что такое война и как с ней бороться. Как выжить на рассвете XXI века» (1993) посвящена проблеме войны, которая рассматривается с точки зрения концепции волн социального развития. Это книга о будущих войнах и борьбе с ними, а также о мире и войне в тех условиях XXI века, которые создает человечество в совместной борьбе за ресурсы будущего".

Произведения Белла и Тоффлера вызвали живой интерес в научных кругах. Можно отметить стремление как полемизировать с авторами, так и согласиться с их трактовкой постиндустриального

В социальной сфере Кастельс разделяет людей на экспертных работников, которые в информационную эпоху начинают играть центральную роль, и на «работников общего типа», представителей физического труда. В новом обществе работники первого типа несут ответственность практически за все сферы, начиная от создания технологий и заканчивая нормативными актами. Именно поэтому Кастельс полагает, что в информациональную эпоху образованные квалифицированные работники выходят на первый план. Отличительной их чертой является гибкость и умение быстро приспосабливаться к постоянно меняющимся условиям окружающего мира. Работники второго типа в новом обществе испытывают дискомфорт, их количество сокращается. В информациональную эпоху главный социальный раскол происходит именно из-за того, что неквалифицированные работники оказываются «на задворках ин- формационального капитализма» и могут найти себе только низкооплачиваемую и непостоянную работу. Отталкиваясь от технологических парадигм, сформулированных Карлотой Перес, Кристофером Фрименом, Джованни Доси и Томасом Куном, Кастельс выделяет основные черты информационно-технологической парадигмы .

  • 1. Технология создается для воздействия на информацию (в отличие от предыдущих технологических парадигм, где информация воздействовала на технологию).
  • 2. Эффекты новых технологий охватывают все сферы жизни человека.
  • 3. Налицо сетевая логика систем, в которых используются новые информационно-коммуникативные технологии.
  • 4. Процессы, происходящие в информациональном обществе, не являются необратимыми, для них характерна гибкость. Корпорации и системы могут изменяться путем перегруппировки их компонентов. Гибкость может быть как позитивной силой, так и негативной, в случае если тот, кто меняет правила функционирования, всегда находится у власти.
  • 5. Происходит слияние технологий в высокоинтегрированных системах. Так, микроэлектроника, телекоммуникации, оптическая электроника и компьютеры были интегрированы в информационных системах.

Основными характеристиками информационно-технологической парадигмы являются всеохватность, сложность и сетевой характер. Делая выводы, Кастельс ссылается на одного из ведущих историков технологии М. Кранцберга (1917-1995): «Первый Закон Кранц- берга гласит: технология не хороша, не плоха и не нейтральна, но ее фактическое развертывание в области сознательного человеческого действия и сложная матрица взаимодействия между технологическими силами, освобожденными человеком, и им самим - вопрос скорее исследований, чем судьбы» .

Во втором томе своего труда («Власть идентичности») Кастельс продолжает доказывать неизбежность перехода человечества в новую информациональную эпоху. Если в первом томе все внимание автора сконцентрировано на экономической сфере, то во втором томе речь идет о социальной и политической сферах.

Кастельс утверждает, что либеральная демократия характеризуется двумя следующими чертами:

  • 1) существованием политической сферы, представляющей собой место для социального консенсуса и выражения основных интересов;
  • 2) наличием политических деятелей, которые отстаивают индивидуальные права и свободы как общественные ценности.

Однако за исключением небольших автономных субъектов говорить о наличии либеральной демократии, по мнению Кастельса, не приходится. Есть только временные альянсы, которые могут быть мобилизованы в нужный момент. Вместо политической сферы - места для коллективной солидарности - существуют только доминирующие мнения и интересы, позволяющие манипулировать остальными людьми. Такое общество бесконечно фрагментарно, без исторической памяти и коллективной солидарности. Это общество без граждан, и, в конце концов, это «не-общество». Подобный кризис переживают США и демократия как таковая.

Процессы, происходящие в сетевом обществе, позволяют говорить о появлении так называемой «информациональной политики». Суть ее в том, что электронные СМИ (не только телевидение и радио, но и все формы коммуникации, такие как газеты и Интернет) стали занимать ключевые позиции в политике. Без картинок, звуков и символов, манипулирующих населением, как отмечает Ка- стельс, невозможно победить на выборах и прийти к власти . Рассуждая о современном кризисе традиционной политической системы и ускоряющемся темпе проникновения во все сферы общества новых СМИ, Кастельс указывает на то, что политические и информационные коммуникации главным образом осуществляются в пространстве СМИ. Вне сферы СМИ находятся только политические аутсайдеры. В информационную эпоху модифицированные процессы выборов, создания и функционирования политических организаций, принятия политических решений окончательно изменили природу взаимодействия государства и общества. В то же время, поскольку современные политические системы до сих пор основываются на организационных формах и политических стратегиях индустриальной эпохи, они становятся политически устаревшими, пытающимися отрицать потоки информации, от которых находятся в полной зависимости. В этом заключается, по мнению Кастельса, фундаментальный источник кризиса демократии в информационную эпоху.

Новые технологии изменили роль СМИ в политике не только из-за эффективности самих СМИ, но и в результате возникшей зависимости между системой медиа и политическим рынком в реальном времени. С конца 1960-х гг., когда при подсчете голосов стали использовать компьютеры, появляется так называемая «стратегия голосования». Ее суть заключается в тестировании различных политических стратегий на фокус-группах потенциальных избирателей, когда по мере появления результатов изменяются сами стратегии. В конечном итоге имиджмейкеры и лица, производящие опросы, становились, по сути, главными политическими деятелями: с помощью информационных технологий и средств СМИ они могли создавать президентов, сенаторов, конгрессменов, министров.

Растущее влияние СМИ на содержание политических программ ведет к их тотальному упрощению. Образы, закодированные послания и соперничество между политическими героями и злодеями (периодически меняющимися своими ролями) в мире фальшивых страстей, скрытых амбиций и ударов в спину, - вот что представляет собой американская политика, находящаяся в зависимости от электронных СМИ, - поясняет Кастельс. Такая политика и трансформируется в политическую виртуальную реальность. Но сможет ли «американская модель» адаптироваться к политическим тенденциям информационной эпохи? Этот вопрос Кастельс оставляет открытым, в отличие от следующего вопроса.

Рассуждая о том, будет ли европейская политика американизирована, ученый дает уклончивый ответ. В процессах взаимодействия между средствами массовой информации и политикой в США и Европе Кастельс выделяет следующие различия:

  • -европейские политические системы в большей степени, чем американская, основаны на общепринятых традициях, обусловленных историей и культурой каждой из стран;
  • - некоторые способы решения проблем, приемлемые в США, недопустимы в Европе .

Однако различия заканчиваются в тот момент, когда кандидаты определены и политические программы составлены. СМИ (в частности телевидение) как основной источник политической информации и средство информационной политики как в Америке, так и в Европе, используют одни и те же приемы подачи новостей:

  • - упрощение информации;
  • - профессиональная политическая предвыборная реклама;
  • - персонализация событий;
  • - критика политического курса действующего правительства;
  • - утечка информации и подача ложной информации;
  • - создание положительного имиджа кандидатам путем придумывания несуществующих фактов биографии .

Сравнительный анализ ситуации в европейских странах 1990-х гг. позволяет утверждать, что СМИ играют доминирующую роль в распространении информации. Телекратия (власть телевидения) во Франции, плавно переходящая на следующую ступень - «виртуальной демократии», укрепившаяся власть С. Берлускони в Италии, напрямую связанная с новой ролью СМИ в итальянской политике, - все эти и многие другие факты позволяют сделать следующие выводы. С одной стороны, политические партии в Европе, используя поддержку со стороны государства, стараются держаться автономно от СМИ. С другой стороны, ограниченный доступ политических партий на телевидение, формирование общественного мнения из внешних источников, не связанных с политической системой, - все это создает дистанцию между населением и политическими партиями. В результате, несмотря на то что политические институты, культура и история делают европейскую политику очень специфичной, появление новых технологий, глобализация и сетевое общество заставляют политические системы Европы принимать новые условия и адаптироваться к новым информационным реалиям, которые уже успешно действуют в США.

Кастельс выделяет следующие процессы, происходящие в обществе, которые предопределили кризис демократии в глобализированном обществе.

  • 1. Кризис государства как института, который потерял часть своей независимости в связи с глобализацией потоков информации и власти. В частности, это проявилось в неспособности государства выполнять установленные законодательно обязательства в качестве «государства всеобщего благосостояния». Причина заключается в интеграции производства и потребления в глобальных взаимозависимых системах и в реструктуризации экономики и политических институтов, что привело к отходу от кейнсианской теории и сокращению трудовых партий.
  • 2. Кризис законодательства заключается в том, что два основных принципа либеральной демократии (национальное гражданство и приоритет индивидуальности) противоречат друг другу. Национальное гражданство подразумевает согласие с мнением большинства по важным политическим вопросам, в то время как приоритет индивидуальности выражается в праве отстаивать свою точку зрения.
  • 3. Кризис доверия к политической системе, вызванный открытой конфронтацией между политическими партиями. Поглощенная системой СМИ и зависящая от технологически сложных манипуляций, а также подверженная постоянным политическим скандалам партийная система потеряла свое истинное предназначение и способность быть полезной обществу. Она превратилась в бюрократический рудимент, лишенный общественного доверия 1 .

Проявлением кризиса демократии является то, что общественное мнение, выражаемое как конкретными гражданами, так и коллективно, демонстрирует растущее недовольство политическими партиями, их лидерами и всей профессиональной политикой в целом, неспособной решить социальные проблемы. Однако подобное недоверие к политической системе не означает, что народ совсем отказывается от участия в выборах или не беспокоится о демократии: население предпочитает голосовать за неправительственные партии, желая таким образом выразить свой протест.

По мнению Кастельса, процессы, происходящие в обществе, обусловливают дробление государства, непредсказуемость развития политических систем и неоднозначность политики, которую проводят правительства разных стран. Политическая свобода сохраняется, если народ готов за нее бороться, но политическая демократия в этих условиях начинает терять содержание, сохраняя только видимость формы. Это еще не означает наступления «формальной демократии»: демократия сохраняется, так как действует всеобщее избирательное право и уважается гражданская свобода. Однако новые институциональные, культурные и технологические условия реализации демократии в сетевом обществе делают существующую политическую систему устаревшей. Создание новых адекватных полигических механизмов призвано, помимо прочего, не допустить тирана в исчезающее пространство политической демократии 1 .

Наблюдая многочисленные ростки новой демократии по всему миру, Кастельс предлагает три варианта развития событий.

Первый путь предполагает заново создать местное самоуправление. Во многих государствах мира демократия на местах была призвана помочь процветанию общества, по крайней мере в рамках национальной политической демократии. Этого удавалось достичь в случаях, когда региональные и местные правительства, кооперируя свои действия, достигали определенной децентрализации и повышения уровня гражданского участия. Появление электронных носителей не только в еще большей степени стимулировало политическое участие на местном уровне, но и усиливало дробление государств-наций.

Обсуждаемый в научной литературе и прессе второй путь предлагает в качестве альтернативы политического участия и установления горизонтальных коммуникаций граждан с государственными органами использовать электронные коммуникации. Он-лайновый доступ к информации с помощью персональных компьютеров позволяет гражданам устраивать политические дебаты и обсуждения в электронных форумах, минуя, тем самым, контроль и навязываемое СМИ мнение. В этих условиях граждане формируют свои политические и идеологические сообщества, обходя, таким образом, установленные государством политические структуры и создавая гибкое и легко меняющее свои формы политическое пространство.

Однако такой вариант развития вызвал серьезную критику перспектив электронной демократии. С одной стороны, появление этой формы демократии как инструмента политических дебатов, представления политических идей и решений воспринимается как институционализированная форма «афинской демократии», когда относительно небольшая, образованная и влиятельная элитная группа людей владеет важной информацией. В результате множество необразованных граждан оказывается за пределами этой новой формы демократии, как это было с рабами, женщинами и иностранцами в Древней Греции. С другой стороны, средства массовой информации часто делают акцент на «политическом шоу» со всеми его особенностями, подменяя реальную политику. Индивидуализация политики и общества может сделать практически невозможными и даже опасными попытки достигнуть интеграции и консенсуса. Следует также отметить, что электронная политика может и должна ограничивать открытость и доступность системы электронной демократии .

Для восстановления демократии в сетевом обществе третий путь предполагает развитие «политики символов» (т. е. политики виртуального сетевого общества, основанной на актуальном опыте в реальности) и сосредоточение политических интересов на неполитических событиях. Такие организации, как «Международная амнистия», «Медицина без границ», «Гринпис» и множество других местных и международных групп активистов и негосударственных организаций являются основными, наиболее мощными и мобильными участниками информационной политики. Они обращаются непосредственно к гражданам, взывая к их солидарности. Отстаивая интересы населения, такие организации считают своей целью участие в управлении политическими процессами в государстве. Причем совершенно необязательно, что подобные организации будут стремиться к власти путем внедрения любой ценой своих кандидатов в государственные органы. Не превращаясь в политические партии, они, тем не менее, стимулируют новые политические процессы и процедуры, которые справятся с кризисом либеральной классической демократии на пути создания новой - электронной 1 .

Итак, изменения, которые происходят в трех основных областях жизни, - производства, власти и опыта - ведут к трансформации материальных основ социума, его пространственных и временных характеристик. Фундаментальные изменения в производстве касаются внутренней фрагментации рабочей силы на две составляющие - производителей информации и рабочую силу, что ведет к социальному отторжению работников, вовлеченных в сетевые отношения, и разделению логики мировых сетей потоков капитала и профессионального опыта. Трансформация власти связана с кризисом патриархальности: он выражается в глубоком переосмыслении проблем семьи и личности, что в свою очередь ведет к сущностным изменениям в области культуры и средств массовой информации. Что касается изменений в области опыта, то здесь главным является его трансформация в систему социального взаимодействия. Все современные общества подвержены влиянию сетевой логики, хотя и не все социальные институты ей следуют, - таков вывод Кастельса.

Анализ теории информационализма Кастельса дает возможность сделать следующие выводы:

  • - теория «информационального капитализма» является значительным вкладом в разработку парадигмы информационного общества;
  • - раскрыв суть процесса информатизации и обозначив область применения информационно-коммуникативных технологий (в экономике, политике и культуре), Кастельс обосновал роль информации как основного стратегического ресурса. Теория Кас- тельса содержит конструктивную социальную критику и намечает меры против углубления социального неравенства не только между отдельными классами, но и между развитыми и развивающимися государствами;
  • -современный политический процесс, по мнению Кастельса, свидетельствует о кризисе классической демократии. Он выражается в кризисе государства как института, законодательства и сопровождается «кризисом доверия» со стороны общества к политической системе в целом.

Американский политолог Сэмюэль Хантингтон в своих трудах отразил особенности процесса демократизации в постиндустриальном обществе . Военно-политические и революционные события конца XX - начала XXI в. Хантингтон назвал столкновением цивилизаций: смысл его идеи заключается в том, что конфликты современности не закончились и не исчерпаны, а переместились в плоскость противостояния цивилизаций. Ученые многих стран встретили гипотезу Хантингтона критикой, особенно резко она прозвучала в России и странах Юго-Восточной Азии. При этом, несмотря на многочисленные методологические несовершенства и явную политико-идеологическую ангажированность этой гипотезы, она пока что не получила весомых опровержений . Тем не менее именно эта гипотеза принесла американскому политологу мировую известность.

В своей книге «Третья волна: демократизация в конце XX века» Хантингтон рассматривает глобальный политический процесс, развертывающийся в конце XX в.: переход тридцати стран от недемократических к демократическим политическим режимам. Именно его он называет третьей волной демократизации. Эта волна берет свое начало в 1974 г., когда политическое противостояние в Португалии повлекло за собой смену режима в этой стране, что стало примером и для других стран. Хантингтон дает следующее определение понятию «волна»: «Волна демократизации - это группа переходов от недемократических режимов к демократическим, происходящих в определенный период времени, количество которых значительно превышает количество переходов в противоположном направлении в данный период. К этой волне обычно относится также либерализация или частичная демократизация в тех политических системах, которые не становятся полностью демократическими» . Хантингтон утверждает, что в современном мире имели место три волны демократизации. При этом он делает оговорку, что не все переходы к демократии проходили в рамках этих волн, объясняя подобные отклонения неупорядоченностью и неод- нонаправленностью событий истории. После установления демократических режимов в некоторых странах происходил возврат к недемократическим политическим режимам (откат).

Структура книги «Третья волна: демократизация в конце XX века» состоит из глав; название каждой является вопросом, на который Хантингтон пытается ответить. «Что» такое третья волна демократизации? «Почему» и «Как» она возникла? «Надолго ли» и «До какой степени» она будет оказывать влияние на развитие человечества? Американский исследователь дает глубокий сравнительный анализ особенностей появления демократических институтов в разных странах.

Хантингтон предлагает следующие условные даты волн демократизации и откатов:

  • - первая, длинная волна демократизации - 1828-1926 гг.;
  • - первый откат - 1922-1942 гг.;
  • - вторая, короткая волна демократизации - 1943-1962 гг.;
  • - второй откат - 1958-1975 гг.;
  • - третья волна демократизации - с 1974 г. по настоящее время 1 . Отличительной чертой третьей волны демократизации по сравнению с предшествующими волнами, является глобализация, так как эта вол-
  • 1 Первая волна демократизации связана с американской и французской революциями. Возникновение и развитие национальных демократических институтов в большинстве стран продолжалось на протяжении всего XIX в., поэтому сроки этой волны имеют такие широкие границы. Хантингтон предлагает два критерия Джонатана Саншайна, позволяющих понять, достигла ли страна демократического минимума в XIX в. Первый критерий устанавливает, что 50% взрослого мужского населения имеет право голоса. Второй критерий предполагает, что ответственный глава исполнительной власти сохраняет за собой поддержку большинства в выборном парламенте либо избирается в ходе периодических всенародных выборов. Исходя из этих критериев Хантингтон начинает отсчет стран, перешедших к демократии, с Соединенных Штатов Америки, где этот процесс условно начался в 1828 г. Затем, уже к концу XIX столетия, процесс демократизации произошел в Швейцарии, Франции, Великобритании. К началу 1930-х гг. в целом около тридцати стран ввели у себя минимальные общенациональные демократические институты. Первый откат от демократии имел место главным образом в странах, которые установили демократические формы управления накануне Первой мировой войны или сразу после нее. Для этих стран понятия «демократия» и «нация» были новыми и нс стали еще доминирующими. Расцвет фашистских и коммунистических идеологий свидетельствовал о возврате к недемократическим режимам в 1920-1930-х гг. Вторая волна демократизации была связана со Второй мировой войны, когда победа над фашизмом и антиколониальные революции способствовали установлению демократических институтов в различных странах (Западной Германии, Италии, Австрии, Японии, Корее, Турции, Греции и др.). При этом в некоторых странах социалистического блока зарождающиеся демократические институты были жестоко подавлены Советским Союзом (Чехословакия, Венгрия). К началу 1960-х гг. вторая волна демократизации исчерпывает себя и происходит возврат многих стран, в основном Латинской Америки, к авторитарным режимам.

Второй откат. В конце 1950-х гг. политическое развитие стало носить отчетливо антидемократическую направленность. Возврат к авторитаризму начался в 1962 г. в Перу, когда военные вмешались в процесс выборов, желая изменить их результаты. Начиная с 1964 г. военные перевороты происходили в Бразилии, Боливии, Аргентине, Эквадоре. За этими событиями последовал откат от демократии и в других странах. Как утверждает А. С. Мадатов, «согласно статистике, одна треть государств, в которых в 1958 г. функционировали демократические режимы, к середине 1970-х гг. имела авторитарное правление. Показательно, что за этот же период наблюдаются многие кризисные процессы и в западной демократии. Поэтона охватывает практически все континенты. Хантингтон объясняет этот процесс следующими факторами:

  • 1) кризисом легитимности авторитарных и тоталитарных систем;
  • 2) беспрецедентным ростом мировой экономики в 1960-е гг., а также повышением уровня образования и увеличением численности городского среднего класса;
  • 3) серьезными изменениями в доктрине католической церкви в 1960-е гг.;
  • 4) сменой политического курса ведущих мировых политических сил (США, СССР, Европейское сообщество);
  • 5) демонстрационным эффектом, усиленным новыми средствами международной коммуникации, что позволило перейти к демократии большой группе стран 1 .

Анализируя культурные препятствия на пути распространения демократии в мире, Хантингтон раскрывает их ограниченность, связанную со стереотипами мышления:

Во-первых, речь идет о противопоставлении демократии католической культуре в странах третьего мира, а также о невозможности экономического роста для стран конфуцианской культуры;

му не случайно, что во многих политологических и социологических исследованиях того времени не только преобладал тезис о неприменимости демократической модели к развивающимся странам, но и высказывались сомнения и пессимистические прогнозы по поводу жизнеспособности самой демократии». Третья волна демократизации. В течение пятнадцати лет после падения португальской диктатуры в 1974 г. демократические режимы пришли на смену авторитарным почти в тридцати странах Европы, Азии и Латинской Америки. В некоторых странах произошла значительная либерализация авторитарных режимов. В других странах движения, выступающие за демократию, обрели силу и легальность.

Демократический режим установился в Греции спустя три месяца после португальского переворота. Затем последовала Испания. В конце 1970-х гг. демократическая волна докатилась до Латинской Америки и Азии. Спустя десятилетие коммунистические страны Европы также начали постепенный переход к демократии. Таким образом, движение к демократии третьей волны носило глобальный характер. В 1973 г. 32% мирового населения проживало в свободных странах, в 1990-м г. - 39%, в 2004 г. - 44%. (См.: Huntington S. The third wave: democratization in the late twentieth century. USA, Norman, 1991. P. 13-16; Заост- ровцев А. Сто шагов назад? // Дело. 24.01.2005. С. 7).

  • 1 Huntington S. The third wave: ... P. 35.
  • - во-вторых, отмечается, что конфуцианство и мусульманство являются очень сложными системами миропонимания, в которых есть элементы, совместимые с демократией; в то же время католицизм и протестантизм имеют враждебные демократии элементы, т. е. напрямую связывать одну религию (протестантизм) с прогрессом, а другую (мусульманство) с регрессом некорректно;
  • - в-третьих, динамизм культур приводит к тому, что традиционалистски ориентированные страны (например, Испания) начинают развиваться быстрыми темпами под воздействием процессов глобализации и информатизации.

В последней четверти XX в. легитимность авторитаризма и тоталитаризма становилась все более уязвимой. Если в прошлом легитимность авторитарных режимов основывалась на традициях, религии, праве наследования престола (в абсолютных монархиях) и т. д., то в XX столетии основными факторами легитимности недемократических систем были тоталитарная идеология и национализм. В конце XX в. все эти легитимные основания утратили свою силу под натиском демократической волны. Первоначально тоталитарные и авторитарные политические системы были способны обеспечить значительный экономический рост за счет либо полного государственного контроля над экономикой (СССР и и так называемые «страны народной демократии»), либо высокой степени государственного регулирования экономики (Бразилия, Уругвай, Южная Корея, Тайвань). Энергетический кризис и резкий рост цен на нефть в 1970-е гг. сыграл не последнюю роль в экономическом развитии и укреплении легитимности режима в СССР и нефтедобывающих странах третьего мира. Однако резкое снижение мировых цен на нефть в середине 1980-х гг. отрицательно отразилось на развитии экономики этих стран, и государственное регулирование постепенно исчерпало себя. Таким образом, кризисные процессы в экономике стали серьезной экономической предпосылкой краха легитимности авторитарных режимов.

Хантингтон, как и многие исследователи, отмечал тесную связь между уровнем экономического развития и демократией. Переход к демократии чаще всего происходит в странах со средним уровнем экономического развития либо в странах, приближающихся к среднеразвитым. Именно бурный экономический рост после Второй мировой войны вплоть до середины 1970-х гг., утверждал Хантингтон, позволил многим государствам войти в группу стран со средними доходами, что косвенно создало благоприятные экономические условия для перехода к демократии. Американский политолог отмечал, что экономическое развитие стало основой для появления новых источников богатства и власти, не зависящих от государства, что в свою очередь выявило функциональную потребность в передаче полномочий по принятию решений другим структурам - общественным организациям, бизнес-группам ит.д. . Таким образом, экономическое развитие создает предпосылки для изменений социальной структуры и системы ценностей, что усиливает процессы демократизации страны.

В третьей главе книги Хантингтон предлагает практические советы по преодолению авторитарных режимов. На первом этапе авторитарные лидеры начинают постепенно отдалять от себя сподвижников: это общепринятая практика, так часто поступают и демократические лидеры. Если уговорить недовольных ситуацией в стране и привлечь на свою сторону военных лидеров, то победа демократии обеспечена. Важно, чтобы военные в критический момент отказались поддерживать существующий авторитарный режим.

Для консолидации новых демократий необходимо:

  • - воспитание терпимости;
  • - обеспечение главенства законов над властью;
  • -уменьшение влияния военных на политические процессы и
  • - повышение эффективности демократических институтов;
  • - предотвращение чрезмерной концентрации полномочий в руках одной из ветвей власти;
  • -оказание странами Запада всемерной помощи государствам, ставшим на демократический путь развития .

Успешное завершение третьей волны демократизации, по мнению американского политолога, не только принесет демократию в незападные и более бедные регионы мира, где ее пока нет, но и заложит основы «четвертой волны».

Однако многие политологи весьма скептично настроены относительно необратимости третьей волны демократизации. Л. Даймонд, например, указывает на замедление процессов демократизации. Отслеживая тенденции 1990-х гг. - продолжающийся рост электоральной демократии и стагнацию развития либеральной демократии, - автор отмечает все большую поверхностность демократизации третьей волны .

Стагнацию демократизации третьей волны А. С. Мадатов объясняет следующими факторами:

  • 1) слабостью социальной базы либерального демократического транзита, проявляющейся в неразвитости среднего класса, его незначительности или недостаточном удельном весе в социальной структуре общества;
  • 2) незрелостью и недостаточной структурированностью гражданского общества;
  • 3) неэффективностью многопартийной системы, состоящей из множества мелких политических партий, неспособных создать реальную оппозицию и мобилизовать граждан для обеспечения эффективного контроля за властными структурами;
  • 4) низким уровнем либеральной политической культуры граждан .

Однако говорить о новой глобальной волне отката от демократизации не приходится. Большинство стран, вовлеченных в процесс демократизации третьей волны, уже не обладают сильными авторитарными движениями с эффективной идеологией. В этих условиях свергнуть демократический режим уже не представляется возможным.

Исследуя волны демократизации, американский ученый Ф. Шмиттер предложил несколько иную периодизацию и выделил четыре периода:

  • - первая волна условно берет начало с революции 1848 г., после которой уже к 1852 г. Франция, Германия, Австро-Венгрия вернулись к авторитарным режимам правления;
  • - вторая волна связывается с Первой мировой войной, когда в результате поражения Германии, а также распада Российской и Австро-Венгерской империй в Восточной и Центральной Европе появились новые государства с демократическими формами правления;
  • - третья волна начинается после Второй мировой войны (1946- 1970-е гг.);
  • - четвертая волна вызвана политическим переворотом 1974 г. в Португалии, ликвидировавшим власть «черных полковников» .

Слабостью периодизации Шмиттера, по мнению Мадатова, является сужение пространственных и временных рамок демократизации, ограниченных лишь континентальной Европой . Достоинством можно назвать выделение периода после Первой мировой войны в качестве отдельной волны демократизации. Важно отметить, что начало периода современной волны демократизации в оценках Хантингтона и Шмиттера совпадает.

Одновременно с работами Хантингтона были опубликованы труды Фрэнсиса Фукуямы . Американский профессор утверждает, что третья волна демократии была вызвана первым уровнем консолидации демократии - идеологией. Фукуяма рассматривает четыре уровня консолидации демократии: идеологии, общественно-политических институтов, гражданского общества и культуры .

Фукуяма полагает, что изучение специфических механизмов взаимодействия между третьим и четвертым уровнями составит основную задачу будущих исследователей процесса демократизации. Он объясняет спад третьей волны, наблюдавшийся во многих частях света в 1992-1997 гг., различными темпами изменений на четырех уровнях консолидации демократии и связывает с этим трудности, с которыми либеральной демократии придется столкнуться в будущем на третьем и особенно на четвертом уровне.

Часто работы Хантингтона и Фукуямы анализируют параллельно, находя много общего в их рассуждениях". Французский исследователь Ги Эрме, соглашаясь с мнением Хантингтона и Фукуямы относительно значимости культуры в процессах демократизации, отмечал, что «демократия - это культура в большей степени, чем система институтов <...> Суть идеи в том, что демократия основывается на медленном приобретении терпимости и сознания своих пределов: ведь демократическое правительство не может решить всех вопросов и ценно скорее своей природой, чем результатами деятельности, которые необязательно оказываются во всех отношениях лучше, чем при нелиберальном правлении» .

Нельзя не упомянуть о другой важной работе Хантингтона, принесшей ему мировую известность. Речь идет о статье «Столкновение цивилизаций» , опубликованной в 1993 г. в журнале «Foreign Affairs» и представлявшей собой своего рода противовес нашумевшей статье Фукуямы, озаглавленной «Конец истории» (1989). В 1996 г. вышла в свет книга Хантингтона «Столкновение цивилизаций и передел мирового порядка» («The Clash of Civilizations and the Remaking of World Order»), где развиваются идеи, тезисно сформулированные в статье.

Если Фукуяма говорил о неизбежной победе либеральной демократии в посттоталитарном мире, то Хантингтону картина мира после окончания «холодной войны» представляется в более мрачном виде: он предлагал отказаться от иллюзий о мировой гармонии после победы западной либеральной демократии. Хантингтон выделяет восемь цивилизаций современного мира: западную, конфуцианскую, японскую, исламскую, индуистскую, православнославянскую, латиноамериканскую и африканскую . Автор задается вопросом: является ли демократия со всеми ее атрибутами исключительно продуктом западной цивилизации или представляет собой универсальную общечеловеческую ценность? Он полагает, что «на поверхностном уровне многое из западной культуры действительно пропитало остальной мир. Но на глубинном уровне западные идеи и представления фундаментально отличаются от тех, которые присущи другим цивилизациям. В исламской, конфуцианской, индуистской, буддистской и православной культурах почти не находят отклика такие западные идеи, как индивидуализм, либерализм, конституционализм, права человека, равенство, свобода, верховенство закона, демократия, свободный рынок, отделение церкви от государства. Усилия Запада, направленные на пропаганду этих идей, зачастую вызывают враждебную реакцию против «империализма прав человека» и способствуют укреплению исконных ценностей собственной культуры . Суть концепции Хантингтона заключается в том, что на смену соперничеству супердержав пришло столкновение цивилизаций. Автор подчеркивает, что впервые глобальная политика становится многополярной и мультицивилизационной в отличие от прежней биполярной и идеологизированной региональной политики. Наиболее важной формой группирования государств являются не блоки, как в период «холодной войны», а цивилизации, характеризующиеся прежде всего религиозно-культурными признаками. Основные конфликты современности носят не межгосударственный, а цивилизационный характер, что придает им особую остроту, поскольку цивилизации гораздо более непримиримы, менее склонны к компромиссам, чем блоки или государства, формируемые на основе национальных интересов или «баланса сил» .

Исследуя концепции «третьей волны демократизации» и «столкновения цивилизаций», предложенные Хантингтоном, многие ученые создавали свои концепции и теории о возможных вариантах развития цивилизации и предпосылках будущего, основанного на глобализме. Так, американский ученый польского происхождения Збигнев Бжезинский в работе «Выбор. Глобальное господство или глобальное лидерство?» (2004) солидарен с Хантингтоном в том, что третья волна демократизации является переломным этапом развития как самой демократии, так и всего человечества. Бжезинский полагает, что в настоящее время глобальная американская гегемония является ведущим фактором международной жизни. С крахом Советского Союза США почувствовали себя почти неуязвимыми, и эта самоуверенность всячески поддерживалась преклонением перед ними других стран. Операции против Ирака (1991 г., 2003 г.) и в Косово (1999) продемонстрировали не только первенство США в применении высоких технологий в военном деле и безнаказанность за нанесение ударов по другим странам, но и восприятие американского превосходства за рубежом.

Таким образом, заявленная Хантингтоном концепция «третьей волны демократизации» вызвала в кругах политологической общественности большой интерес, что проявилось в целой серии публикаций , выражающих как позитивные, так и негативные оценки и прогнозирующих особенности развития третьей и следующей за ней четвертой волн. Данная проблематика не потеряла своей остроты. Научные дискуссии разворачиваются вокруг проблем, связанных с оценкой роли США в продвижении либеральной демократизации в глобальном масштабе, а также с допустимостью тех или иных средств для достижения этой цели.

Таким образом, исходя из вышесказанного можно сделать несколько существенных предположений относительно развития информационного общества на современном этапе и использования ИКТ в политической системе. Теории Белла, Тоффлера, Кастельса и Хантингтона были рассмотрены в рамках ведущих тенденций исследования постиндустриального общества:

  • - глобализация;
  • - информатизация;
  • - демократизация.

Эти процессы идут в мире неравномерно и способствуют многообразию форм демократии. Хотя демократия зарождается в условиях индустриализма, переход к новому обществу требует политической модернизации: широкого вовлечения граждан в процесс принятия решений и контроль за государственной бюрократией и бизнес-структурами. В этих условиях информационные технологии выступают одним из наиболее важных факторов, влияющих на формирование общества XXI в. Они открывают огромные возможности для достижения взаимодополняющих целей: обеспечения устойчивого экономического роста, повышения общественного благосостояния, достижения социального согласия, укрепления демократии, прозрачного и ответственного международного управления.

Таким образом, можно отметить, что в конце XX в. сложилось два взгляда на перспективы развития ИКТ в политических процессах: оптимистический и пессимистический. Оптимистические ожидания позитивного влияния информационных технологий на развитие общества связаны с надеждой на то, что ИКТ смогут утвердить пошатнувшуюся репутацию демократии. Сторонник футурологической концепции Г. И. Вайнштейн, рассматривая проблему в оптимистическом контексте, указывает на

Американский исследователь Б. Барбер подчеркивает, что использование новейших средств массовой коммуникации позволяет перейти к новой эпохе - эпохе референдумов и собраний, когда сами граждане принимают решения, не передавая эту функцию органам представительной власти . Позитивное отношение использования информационных технологий подтверждает опрос, проведенный в 14 странах Европы: 75% видных политиков, занимающих выборные должности, считают, что «информационные технологии способствуют усилению демократии» .

Наряду с оптимистичными прогнозами использования информационных технологий нарастала и тревога, связанная с усилением возможности манипулирования общественным мнением, укрепления с их помощью властной иерархии, реализации корыстных интересов собственников СМИ. Не приведет ли все это к созданию новых форм тоталитаризма? Появились также сомнения по поводу повышения политической активности граждан благодаря информационным технологиям в связи с ростом абсентеизма и увеличением численности протестного электората. Реальное использование Интернета в одной из самых продвинутых стран в области информационных технологий-США, где доступ к Интернету имеют больше 70% населения, - намного ниже, чем можно было бы ожидать. В статье «Революция, которая еще не началась» американские ученые приводят данные: в ходе президентских выборов 2000 г. только 6% электората постоянно посещали сайты кандидатов с целью получения необходимой информации . Согласно исследованиям компании «Pew Research Center» не более 35% американских граждан, обладающих доступом к Всемирной сети, получают из Интернета политическую информацию. Исследователи П. Голдинг и Э. Вильхельм считают, что несмотря на доступность ресурсов Интернета для всех пользователей в действительности политическая активность в сети будет усиливаться только у тех, кто и без Интернета был вовлечен в политический процесс . Известный американский политолог Б. Бимбер, возглавляющий Центр по изучению информационных технологий и общества при Калифорнийском университете, утверждает на основании проведенных им исследований избирательных кампаний в 1996, 1998 и 2000 гг., что «Интернет, во-первых, не побуждает, а лишь дополняет традиционные средства политической коммуникации и, во-вторых, не побуждает к активности тех, кто мало интересуется политикой, а лишь обогащает новыми возможностями тех, кто уже и без того проявляет к ней интерес» .

Негативные прогнозы относительно роли информационных технологий в развитии информационного общества и демократии связаны с работами Ст. Рэя, М. Догана и др. Авторы отмечают следующие опасные тенденции:

  • - огромный рост накапливаемой и распространяемой с помощью Интернета информации приводит к засорению Всемирной сети «информационным мусором» и информационным перегрузкам. В этих условиях своеобразной защитной реакцией большинства граждан становится ограничение использования он-лайновых политических источников;
  • - проблема демократии сегодня заключается не в дефиците механизмов политического участия граждан, а в разочаровании масс в самой политике, в усилении их неудовлетворенности деятельностью политических институтов, которая вызывает утрату веры в способность существующей политической системы адекватно реагировать на общественные нужды ;
  • -«цифровое неравенство» породило предсказания о появлении новой он-лайновой элиты, которая влияет на процесс принятия решений, в то время как большинство населения отстранено от него ;
  • - хакерство, которое представляет собой применение Интернет-технологий с целью нанесения ущерба корпоративным или индивидуальным пользователям Всемирной сети, стало неотъемлемой частью информационных технологий ; Интернет открывает возможности не только для активизации граждан в политических процессах, но и для освоения электронного пространства экстремистскими организациями различного толка (неонацисты, скинхеды, расисты, религиозные фанатики) в целях распространения своих взглядов и вовлечения в свои организации новых последователей. После появления во Всемирной сети первого экстремистского сайта «Штормовой фронт» в 1995 г., создателем которого стал один из бывших лидеров Ку-клус-клана Д. Блэком, в Интернете появляются все новые и новые сайты, которые пропагандируют идеи насилия, расовой и религиозной дискриминации и нетерпимости.

Отмеченные выше негативные тенденции свидетельствуют о том, что роль информационных технологий в демократических процессах не носит того однозначного характера, который подчеркивался в футурологических концепциях 1970-х гг. Кризис основных институтов демократии в развитых и развивающихся странах, зафиксированный в работах Кастельса, подтверждается следующими признаками:

  • - ростом недоверия к политикам и политическим институтам, пронизывающего все социальные слои;
  • - скандалами, связанными с коррупцией высокопоставленных чиновников .

В странах переходного этапа развития, в частности в России, публичная политика превратилась в разновидность доходного бизнеса. Несмотря на то что ИКТ активно внедряются в сферу государственного управления, население тотально не доверяет политикам. Норма выборного представительства - 25% - автоматически превращает итоги любых выборов в фикцию . Однако это недоверие имеет и положительную сторону: неудовлетворенность политическими институтами стимулирует поиск новых форм демократии, способных адекватно функционировать в постиндустриальном обществе. Под воздействием новых информационных технологий происходят сдвиги в сторону открытости и прозрачности политического процесса, расширения участия граждан в общественной жизни, изменения функций и увеличения количества политических акторов, плюрализации интересов. Все это позволяет говорить о появлении такой перспективной формы демократии, как «электронная», которая связана с развитием всемирной информационной сети Интернет .

Таким образом, анализ теоретических концепций Белла, Тоф- флера, Кастельса и Хантингтона, а также высказанные предположения о перспективах внедрения ИКТ в политические процессы и государственное управление позволяют утверждать, что движение к информационному обществу - неизбежный, постепенный и очень длительный процесс. Мировой опыт показывает, что каждая страна идет к информационному обществу своим путем, который определяется сложившимися политическими, социально-экономическими и культурными условиями.

  • См.: Обрывкова И. О. Электронная демократия в современном постиндустриальном обществе: Дис. на соиск. уч. ст. канд. полит, наук. СПб., 2006.
  • Masuda Y. The Information Society as Postindustrial Society. Wash., 1983. P. 29.
  • БеллД. Грядущее постиндустриальное общество. М, 1999. С. 293.
  • По мнению Белла, менно такое сочетание целевой ориентации и субсидирования исследовательских проектов создало уникальные возможности для успеха, достигаемого путем концентрации внимания на конкретных целях и мобилизации крупных ресурсов для их достижения, а также стимулирования высокойнаучной отдачи специалистов, которые могут в короткий срок проявить себя кактворческие личности. Белл обращал внимание на то, что наука в США - этооформившаяся сила, действующая самостоятельно. Однако из-за отсутствияунифицированной научной политики она лишена внутреннего единства и по-прежнему поддерживается авторитетом правительства. В результате наука (подобно промышленности, рабочим, фермерам и беднякам) является одним изпретендентов на национальные ресурсы, однако из-за отсутствия центральногооргана управления научной политикой она становится придатком политическихи бюрократических процессов, зависимая от конкретных интересов соответствующих ведомств. Таким образом, демократизация в научной сфере сводится к усилению влияния политических структур на функционирование общества. Распределение главного ресурса постиндустриального общества - научных кадров - посекторам (промышленность, государство, университеты) и функциям (производство, исследования и преподавание) представляет собой основу любой продуманной политики в отношении использования ограниченных социальных ресурсов. В постиндустриальном обществе требуется более совершенное социальное
  • Там же. С. 671-672.
  • В доказательство того, что СМИ играют важную роль в политике, Кастельс приводит следующие аргументы. С одной стороны, СМИ, казалось бы,навязывают обществу политический выбор, выгодный на данный момент правительству. Однако Кастельс опровергает это предположение, утверждая, чтоСМИ сильно отличаются друг от друга и их предпочтения находятся в большой зависимости от ситуации в стране, периода времени и специфики самихСМИ. Он приводит пример, когда в 1990-х гг. в Италии СМИ поддержали судебную антикоррупционную кампанию, противостоящую правительству Сильвио Берлускони, несмотря на то, что в тот момент Берлускони был владельцемтрех частных национальных телевизионных каналов. С другой стороны, население часто с легкостью поддастся политическому манипулированию посредством государственных каналов СМИ, не пытаясь найти более достоверную иточную информацию.
  • Поясняя сказанное, Кастельс напоминает, что французский президентФрансуа Миттеран в течение долгого времени имел внебрачную связь, от которойу него была дочь. Этот факт никогда не использовался против него в политическойборьбе, несмотря на достаточное количество врагов, и не затрагивался в многочисленных интервью, которые давал президент. Параллель, проводимая Кастельсом исвязанная со скандалом вокруг американского президента Билла Клинтона и Моники Левински, очевидна. До конца 1980-х гг. большая часть европейского телевидения находилась под контролем государства, поэтому доступ политических лидеров на телевидение тщательно регулировался, а оплачиваемая политическаяреклама до конца 1990-х гг. была запрещена. Даже с либерализацией и приватизацией телевидения частные каналы продолжали вести политику саморегулирования при подаче информации, позволяющую им сохранить доверие зрителей.
  • Castells А/. The Power of Identity. Oxford, 1997.
  • Как правило, кандидаты, размещающие ту или иную информацию в электронных сетях, не несут за нее ответственности при электронном общении сэлекторатом. Политический контроль и электронная доступность оказываютсявзаимоисключающими друг друга в существующей политической системе. Еслиполитические партии и организации держат под контролем политические процессы, а политическое участие граждан в сети является неотъемлемой частьюинформационной политики, следствием этого может быть формализация выборов и принятия политических решений. При этом использование гражданамиИнтернета как инструмента получения информации, коммуникации и организации может привести к отходу от основного государственного политического курса, последствия чего предсказать достаточно сложно.
  • HuntingtonS. The third wave: ... P. 52.
  • Демократия как политический процесс: [Электронный ресурс]: energy-mgn.nm.ru/polit/152.htm
  • Даймонд утверждает, что количество либеральных демократий средивсех имеющихся в мире сократилось с 85% в 1990 г. до 65% в 1995 г. В эти жегоды во многих наиболее значимых молодых демократиях третьей волны (Турции, Бразилии и Пакистане) уровень демократии, измеряемый объемом политических прав и гражданских свобод, заметно упал. Одновременно произошло вырождение политической свободы в ряде давно сложившихся демократийразвивающегося мира, в частности, в Индии, Шри Ланке, Колумбии и Венесуэле. Таким образом, если исключить такие страны, как Северная Корея,Польша и Южная Африка, общая тенденция развития 1990-х гг. заключаетсяв постепенном снижении свободы в электоральных демократиях. Даймондназывает это тревожным фактором, ведущим к спаду демократической волны. (См.: Даймонд Л. Прошла ли третья волна демократизации? // Полис.1999. № 1. С. 18).
  • Мадатов А. С. Демократизация: особенности ее современной волны //Вестник Российского университета дружбы народов. Сер. «Политология». 2001.№ 3. С. 55.
  • Schmitter Р. Democratization. Waves of // Encyclopedia of Democraty. N. Y.1995. Vol. 2. P. 346-347.
  • Мадатов А. С. Пространственно-временные измерения демократии //Общественные науки и современность. 1998. № 1. С. 65.
  • 1 Ф. Фукуяма - профессор международной политэкономии в американскомуниверситете Джонса Хопкинса (Johns Hopkins), бывший заместитель директораштаба планирования политики при Государственном департаменте США, авторработ «Конец истории и последний человек» (1992), «Доверие: общественныедобродетели и путь к процветанию» (1995) и др. 21. Уровень идеологии представляет собой сферу рационального самосознания, в которой изменения восприятия легитимности демократии могут произойти совсем неожиданно. При этом под идеологией понимается совокупностьнормативных убеждений о правильности или неправильности демократическихинститутов и поддерживающих их рыночных структур.
  • Уровень общественно-политических институтов включает в себя конституцию, судебную систему, партийную систему, рыночные структуры и т. п.Институты изменяются не так быстро, как идеи легитимности, но зато легче поддаются манипулированию с помощью государственной информационной политики. Именно на этом уровне в последнее время велась политическая борьба,когда новые демократические государства, опираясь на помощь «старых демократий», стремились приватизировать государственные предприятия, написатьновые конституции, консолидировать партии и т. д.
  • Уровень гражданского общества связан с созданием социальных структур, которые отделены от государства и лежат в основе политических институтовдемократии. Эти структуры оформляются еще медленнее, чем политические институты. Ими сложнее манипулировать с помощью государственной политики,они находятся в обратной зависимости от государственной власти, усиливаясьпо мере отступления государства и наоборот.
  • Уровень культуры включает в себя семью, религию, моральные ценности, этническое сознание, «гражданственность», исторические традиции. Еслидемократические институты основываются на здоровом гражданском обществе,то гражданское общество в свою очередь опирается на уровень культуры. Изменения в ней происходят наиболее медленным темпами. (См.: Фукуяма Ф Главенство культуры // Русский журнал. 1997. № 7).
  • Баталов Э. Я. Мировое развитие и мировой порядок (анализ современныхамериканских концепций). М., 2005; Баранов В. П. Доктрина Тоффлера - Фукуямы - Хантингтона и реальность мира: [Электронный ресурс]: www.zhumal.ru/nepofoda/tfh doktrine.html; Рахшмир П. Повестка на XXI век: столкновение цивилизаций // Новый компаньон (пермская деловая и политическая газета). 26.12.2000.№ 45(151): [Электронный ресурс]: www.nk.permonline.ru.
  • Там же. С. 143. Tqffler A. The future Shock. N. Y. 1970. Цит. по: Вайнштейн Г. И. Указ. соч. С. 19.
  • Там же.
  • Богдановская И. Ю. Электронное государство // Общественные науки исовременность. 2004. № 6. С. 108.
  • Одной из первых таких организаций стал так называемый «Театр электронных беспорядков» (ТЭБ), который был создан в середине 1990-х гг. американскимхудожником и артистом Рикардо Домингесом. Группа лиц, поддерживающих егоорганизацию, начала выражать свой социальный протест с помощью технологийИнтернета путем блокирования или перегрузки сайтов некоторых политическихорганизаций, чьей деятельностью они не были довольны. За этими акциями последовали и другие - уже не только хакерских организаций, но и отдельных хакеров. При этом существует мнение, выражаемое не только самими хакерами, что ихдействия связаны с необходимостью выявлять уязвимые места современных информационных технологий, помогая тем самым процессу совершенствования программного обеспечения и систем защиты. Однако если такая точка зрения и имеетправо на существование, то сознательное, злонамеренное использование слабыхмест ИКТ продвинутыми пользователями-хакерами в целях дестабилизации всейинформационной системы, без сомнения, преобладает в большинстве случаев хакерства. Социолог Ст. Рэй, один из основателей и теоретик группы ТЭБ, утверждает, что обычные теоретические концепции рассматривают электронную демократию слишком узко. Он полагает, что в современной демократической практике«электронные дискуссии» должны уступать место «электронным демонстрациям»и другим формам «электронного гражданского неповиновения».
  • См /.Догам А/. Эрозия доверия в развитых демократиях // Мировая экономика и международные отношения. 1999. № 6. С. 39.
  • См.: Серии Ю. Электронная Россия во мгле // Человек и труд. 2004. №11. С. 52.
  • М. Мурру выделяет следующие демократические свойства Интернета, которые позволяют использовать его в политических процессах: интерактивность;диалоговый и неиерархичный типы коммуникации; низкие затраты для пользователей; скорость; отсутствие национальных и других границ; анонимность. (См.:Murru М. Е. E-Govemmcnt: from Real to Virtual Democracy. Brussels, 2003. P. 3).

В последние десятилетия социологи говорят о возникновении нового типа общества - постиндустриального.

Основой постиндустриального общества является информация, что в свою очередь породило информационное общество. Сторонники теории информационного общества считают, что это общество характеризуется процессами, противонаправленными тем, что имели место на предшествующих фазах развития обществ даже в XX в. Вместо централизации налицо регионализация, вместо иерархизации и бюрократизации - демократизация, вместо концентрации - разукрупнение, вместо стандартизации - индивидуализация. Все эти процессы обусловлены информационными технологиями.

Люди, предлагающие услуги, либо предоставляют информацию, либо ее используют. Например, преподаватели передают знания студентам, ремонтники используют свои знания для обслуживания техники, а юристы, врачи, банкиры, летчики, дизайнеры продают клиентам свои специализированные знания законов, анатомии, финансов, аэродинамики и цветовых гамм. В отличие от заводских рабочих в индустриальном обществе они ничего не производят. Вместо этого они передают свои знания другим или используют их для оказания услуг, за которые готовы заплатить другие.

Как уже говорилось, в обществах прошлого первые технические новшества принесли с собой поразительные перемены. Что произойдет с нашей культурой? Возможно, будущие социологи-аналитики будут говорить о нынешних изменениях как о четвертой революции. Часто называемая информационной революцией, она базируется на технологиях обработки информации. В частности, компьютерный чип - это изобретение, которое трансформирует общество, а вместе с ним и наши социальные отношения. Список перемен, обусловленных этим техническим достижением, практически бесконечен.

Исследователи уже применяют термин «виртуальное общество» для описания общества современного типа, сложившегося и развивающегося под воздействием информационных технологий, прежде всего интернет-технологий. Виртуализация (т.е. замещение реальности ее симуляцией/образом) общества является тотальной, так как все элементы, составляющие общество, виртуа- лизируются, существенно меняя свой облик, свой статус и роль. Виртуальная реальность обладает определенными свойствами, среди которых:

    порожденность - виртуальная реальность продуцируется активностью какой-либо другой реальности, внешней по отношению к ней;

    актуальность - виртуальная реальность существует только «здесь» и «сейчас»;

    автономность - виртуальная реальность имеет свое время, пространство, свои законы существования;

    интерактивность - виртуальная реальность может активно взаимодействовать с другими реальностями и оказывать на них влияние.

Если учесть изложенное, постиндустриальное общество, т.е. «постэкономическое», можно определить как такое, в котором экономическая подсистема утрачивает свое главенствующее значение, а труд перестает быть основой всех социальных отношений. Человек в постиндустриальном обществе утрачивает свою экономическую сущность и уже не рассматривается как «человек экономический», поскольку он ориентирован на новые, «постматериалистические» ценности. Акцент смещается на социальные, гуманитарные проблемы, и в качестве приоритетных выступают вопросы качества и безопасности жизни, самореализации индивида в различных социальных сферах. На основе этого формируются новые критерии благосостояния и социального благополучия.

Иногда постиндустриальное общество называют «постклассовое». В таком обществе теряют свою устойчивость социальные структуры и идентичности, устойчивые по своему характеру в индустриальном обществе. Статусные характеристики индивида в постклассовом обществе уже не определяются всецело его классовой принадлежностью, а зависят от множества факторов, среди которых возрастающую роль играют образование, уровень культуры (то, что П. Бурдье назвал «культурным капиталом»). Конечно, еще рано говорить о «смерти» классового общества и окончательной смене статусных приоритетов, однако, несомненно, происходят существенные изменения в структуре общества, связанные в первую очередь с изменением роли знания и его носителей в обществе - интеллектуалов.

Концепция постэкономического общества разработана отечественным исследователем В.Л. Иноземцевым. Здесь под постэкономическим обществом понимается качественно новый тип социума, представляющий собой следующую за постиндустриальной стадию развития социальной жизни. Основные черты постэкономического общества составляют «выход индивидуальных интересов человека из сугубо материальной плоскости и колоссальное усложнение социальной действительности, умножение многообразия моделей общественной жизни и даже вариантов ее развития во времени». В постэкономическом обществе в отличие от экономического, ориентированного на материальное обогащение, главной целью для большинства его членов становится развитие их собственной личности.

Теория постэконом ичсс ко го общества предполагает новую периодизацию истории человечества, в которой выделяются три масштабные эпохи - доэкономическая, экономическая и постэкономическая. В основе данной периодизации лежат такие критерии, как тип человеческой деятельности и характер соотношения интересов личностей и общества. На ранних этапах истории деятельность людей мотивировалась в основном инстинктивными побуждениями, как у всех биологических существ. По мере развития человеческой психики мотивы деятельности приобретали все более осознанный характер. Сознательный характер деятельности неразрывно связан с ее целенаправленностью, а целью стал материальный продукт труда. Наконец, новый виток развития привел к формированию предпосылок деятельности постэкономического типа, ориентированной на совершенствование себя как личности, своих неповторимых индивидуальных качеств и способностей. Таким образом, налицо типология исторических форм деятельности: предтрудовая инстинктивная активность - труд - творчество.

Другой критерий - характер соотношения интересов личностей и общества. В ранние периоды истории коллективный интерес группы или сообщества в целом жестко доминирует над индивидуальными интересами. На стадии экономического общества, в основе которого лежит труд, личный материальный интерес доминирует над интересами сообщества; все люди являются актуальными или потенциальными конкурентами, поскольку их частные экономические интересы взаимно исключают друг друга. Наконец, постэкономическое общество характеризуется отсутствием борьбы личных интересов, так как стремление к материальному успеху уже не составляет главного интереса большинства. Мир становится поливариантным и многомерным, личные интересы людей переплетаются и вступают в неповторимые сочетания, больше не противоборствуя, а дополняя друг друга.